Если б не было тебя

За три месяца в доме ребенка Аннушка стала другой. К девяти месяцам ее взгляд потускнел и теперь был направлен не на внешний мир, а словно внутрь себя. Она потеряла всякий интерес к окружающим людям, к происходящему вокруг. Лишь изредка ее внимание привлекали незнакомые лица – она скользила по ним взглядом и, быстро оценив безразличие пришедших, теряла к взрослым людям всякий интерес. Если в больнице она еще улыбалась взрослым в ответ на их ласки и добрые речи, если хотела понравиться, ждала, что ее возьмут на ручки, то в доме ребенка у нее не осталось ни надежд, ни желаний. Она больше не верила ни единому человеку. Только знала, что никому не нужна. Когда чувство пустоты становилось невыносимым, Аннушка принималась убаюкивать и утешать сама себя – вставала на четвереньки и качалась взад-вперед, напевая протяжно и тоскливо «а-а-а-а-а», «а-а-а-а-а».

Особенно тяжело стало после того, как забрали домой Ванюшку. Как обычно, утром пришла его мама, только не торопливая и издерганная, как обычно, перед работой, а веселая, легкая. Собрала сыночка, одела его во все новое, долго обнималась с тетей Любой и Валентиной Ивановной, оставила детям в подарок целых три пачки подгузников – невиданная роскошь. Няня с уборщицей всплакнули на радостях, что бабушка с дедушкой приняли Ванюшку. Оказывается, только одну фотографию его увидели, и сразу влюбились. Велели дочке срочно везти внука домой. Сама пусть закончит учебу, разберется с жильем, а потом заберет своего сыночка. Пока они его сами воспитывать будут.

Аннушка, глядя на сцену прощания, ревела навзрыд. Она больше не помнила мамин запах, не могла восстановить в воображении тех сладостных ощущений, которые испытывала у нее на руках, только чувство невосполнимой и тяжкой утраты разрывало ее изнутри. В отличие от Ванюшки, который по три раза в день видел маму, а теперь и вовсе собирался с ней вместе уйти, ей надеяться было не на что. Напуганные ее громким воем, все дети в группе присоединились к общему плачу. Даже Ванюшка – счастливый дуралей – скорчил скорбную мину, словно собирался зареветь. Конечно, ему этого не дали: мама схватила его в охапку и, нежно покачивая, вынесла вон. Навсегда.

Мальчик в соседней с Аннушкиной кроватке появился внезапно. Измученная одиночеством и тоской, она провалилась посреди дня в тревожный сон. А когда очнулась, рядом с ней сидел светловолосый вихрастый пацан с хитрой и настороженной мордашкой. Новенькие обычно подолгу плакали навзрыд, заставляя присоединиться к их реву целый хор голосов. Но не этот мальчишка. Он придвинулся к самому краю кроватки и, игнорируя всех остальных, не отрываясь смотрел на Аннушку. Потом вдруг ухватился за две перекладины и резво поднялся на ножки. Девочка продолжала лежать. В свои девять месяцев она даже и не пыталась вставать – сломанная когда-то ножка начинала неприятно ныть, стоило только опереться на нее. Девочка могла переворачиваться с боку на бок, умела подниматься на четвереньки, сидеть. Но ни ползать, ни стоять Аннушка не умела.

Убедившись, что соседка не думает следовать его примеру, мальчик опустился на колени и просунул тоненькую ручку сквозь перекладины кроватки, пытаясь дотянуться до Аннушки. Не понимая, зачем он это делает, девочка скопировала его движение как обезьянка – перевернулась на бочок и тоже высунула ручку из своей клетки. Они оба старались, тянулись изо всех сил, и скоро их пальчики встретились. Мальчик пожал мягкую ладошку и улыбнулся. Анюта, почувствовав теплое и ласковое прикосновение, неожиданно для себя самой улыбнулась в ответ. А мальчик вдруг резко и коротко засмеялся от радости.

Удивленная Валентина Ивановна, которая домывала в группе пол, подняла голову, обернулась на непривычный звук и замерла, словно боялась спугнуть сказочное видение. Услышав за спиной знакомое шарканье, женщина подняла свободную от швабры руку и зашипела.

– Ш-ш-ш, Люба, замри! Ты погляди-ка, что делается!

Няня проследила за взглядом подруги и всплеснула руками.

– Батюшки! Жених и невеста!

– Новенький-то не промах, – Валентина Ивановна улыбнулась, – вот помяни мое слово, такой здесь не задержится. Заберут.

– Дай-то Бог! Только зря маются у нас, сердешные. Мученики без вины. Хоть одним пусть меньше станет.

– Где бы только взять этих усыновителей-то? С нашей жизнью. Своих детей нечем кормить.

– Не говори!

Они разошлись каждая по своим делам. А к вечеру, когда за окном уже стемнело и начальство отправилось по домам, тетя Люба осторожно придвинула друг к другу две кроватки – Аннушкину и Андрюшину.

– Чего тянуться-то, – пробормотала она ласково, – вот, так друг за дружку и держитесь. Вместе оно в жизни всегда веселей. Надежней.