Читаем Если буду жив, или Лев Толстой в пространстве медицины полностью

Предполагая издать в «Посреднике» книжки против пьянства, Толстой просит лучших художников сделать для них иллюстрации. Его письмо к Репину открывает и заботу о выразительности изданий, и – не меньше – значение, которое он придает будущей работе: «Дорогой друг Илья Ефимович… Мне особенно живо напомнила вас голова безносой женщины на виньетке о сифилисе. Ужасное производит впечатление. И вот у меня к вам просьба, совет, предложение. У меня издаются уже книжки о пьянстве… И я все обдумываю книжечку об этом предмете. Вот мне и пришло в голову: чтобы вы нарисовали две вещи: одну картинку с виньетками, изображающую все формы и во всех состояниях пьянство, и другую маленькую на обертку книжки, которую я пишу, и третью общую для всех книжек нашего издания о пьянстве. Сюжеты и того, и другого, и третьего избирайте сами, но сделайте, чтобы это было так же страшно, сильно и прямо касалось предмета, как это вышло в картинке о сифилисе.

Мне последнее время нездоровится, и оттого долго не могу кончить о пьянстве статью, а хочется под корень взять. Вот огромной важности предмет. Поощрите меня…»

Глава 3

Первая ступень

Притяжение имени

Имя «Лев Толстой» и понятие «вегетарианство» давно неразрывно связаны. Всякое упоминание о вегетарианстве почти неотвратимо в качестве примера тянет за собой ссылку на Толстого. «Ни мяса, ни рыбы не кушал, ходил по аллеям босой», – строки, хоть не народной, но изначально потерявшей авторство песенки, сам факт появления которой не случаен.

Тому есть много объяснений. Голос Толстого звучал для миллионов людей стократ громче и убедительнее голосов других пропагандистов вегетарианской теории, которые сознавали неотразимость для миллионов людей авторитета великого писателя, постоянно указывали и кивали на Толстого как на главного своего единомышленника, а то и на учителя. Привлекательность проповеди Толстого состояла в том, что вегетарианство в ней наполнялось, наряду с гигиеническим, непременно еще и нравственным содержанием, определением нравственных путей справедливого переустройства мира.

Это нравственное начало – постоянное стремление усовершенствовать себя как частицу человечества, как призыв к человечеству усовершенствоваться – главное в движении самого Толстого к вегетарианству. Вегетарианство входит в его жизнь естественной частью общих нравственных поисков, нравственной системы, с годами все более им развиваемой и укореняющейся в нем.

«Не надо жить подробно»

Сергей Львович Толстой утверждает, что отец стал «убежденным вегетарианцем» с 1884 года, но тут же поправляет себя: «особенно вегетарианцем» Лев Николаевич сделался осенью 1885-го.

Но нужно отделить убежденность Толстого в необходимости вегетарианства от его повседневной жизни. Преследовавшие его всю жизнь заболевания желудка и печени, навязчивые настояния Софьи Андреевны, убежденной в том, что вегетарианство наносит непоправимый вред здоровью, требования врачей соблюдать назначенную ими диету – принуждают его подчас возвращаться к общему столу. «Был бульон», «ем мясо» – обычно огорченно признается он в дневнике и письмах: «Опять закусил удила, не ест мяса», – возмущается в своем дневнике и письмах Софья Андреевна. К тому же понятие «вегетарианство» Толстой в разную пору очерчивает по-разному: от неупотребления только мясной пищи до отказа даже от молока и яиц.

И еще. Насколько дорого для Толстого убеждение, настолько нестерпима для него мертвая буква, догма. Его последний секретарь В.Ф.Булгаков подтверждает: «Лев Николаевич вообще не был педантом в применении своих взглядов в мелочах обыденной жизни… Помню, меня, как вегетарианца, несколько шокировало, когда иной раз за обедом я замечал (или, вернее, старался не замечать), что Лев Николаевич макал кусочек хлеба в соус от сардин и ел».

Станиславский рассказывает, как в молодости оказался однажды за общим обеденным столом с Толстым:

«В это время подавали жаркое.

– Лев Николаевич, не хотите ли кусочек мяса? – дразнили взрослые и дети вегетарианца Толстого.

– Хочу! – пошутил Лев Николаевич.

Тут со всех концов стола к нему полетели огромные куски говядины. При общем хохоте знаменитый вегетарианец отрезал крошечный кусочек мяса, стал жевать и, с трудом проглотив его, отложил вилку и ножик:

– Не могу есть труп! Это отрава! Бросьте мясо, и только тогда вы поймете, что такое хорошее расположение духа, свежая голова!»

Веселый тон мемуарной записи передает настроение, царившее за столом, которое охотно поддерживал Толстой. Ему не свойственен угрюмый фанатизм, и он отчаивается, если замечает его в тех, кто следует за ним. Когда кто-то из единомышленников упрекнул Толстого за то, что он, безотчетно хлопнув себя ладонью по лбу, убил комара («живое существо»!), он задумался, потом ответил: «Не надо жить подробно». В вегетарианстве для него важны не подробности, и само вегетарианство для него не подробность жизни. «Вегетарианство, если только оно не имеет целью здоровье, всегда связывается с высоко нравственными взглядами на жизнь», – вот где суть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
5 любимых женщин Высоцкого. Иза Жукова, Людмила Абрамова, Марина Влади, Татьяна Иваненко, Оксана Афанасьева
5 любимых женщин Высоцкого. Иза Жукова, Людмила Абрамова, Марина Влади, Татьяна Иваненко, Оксана Афанасьева

«Идеал женщины?» – «Секрет…» Так ответил Владимир Высоцкий на один из вопросов знаменитой анкеты, распространенной среди актеров Театра на Таганке в июне 1970 года. Болгарский журналист Любен Георгиев однажды попытался спровоцировать Высоцкого: «Вы ненавидите женщин, да?..» На что получил ответ: «Ну что вы, Бог с вами! Я очень люблю женщин… Я люблю целую половину человечества». Не тая обиды на бывшего мужа, его первая жена Иза признавала: «Я… убеждена, что Володя не может некрасиво ухаживать. Мне кажется, он любил всех женщин». Юрий Петрович Любимов отмечал, что Высоцкий «рано стал мужчиной, который все понимает…»Предлагаемая книга не претендует на повторение легендарного «донжуанского списка» Пушкина. Скорее, это попытка хроники и анализа взаимоотношений Владимира Семеновича с той самой «целой половиной человечества», попытка крайне осторожно и деликатно подобраться к разгадке того самого таинственного «секрета» Высоцкого, на который он намекнул в анкете.

Юрий Михайлович Сушко

Биографии и Мемуары / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное