Если бы

Пытаясь вернуть ускользающий энтузиазм, Лина заучивала имена и истории будущих учеников, их родителей, опекунов и домашних питомцев. Читала заключения психологов и характеристики из социальных служб. Изучала уйму специализированной литературы, вникая в революционные методики обучения, а в перерывах на ланч знакомилась с новыми техниками в живописи, пробуя себя в постмодернизме. Но, Лина видела – всё меньше дел доводит до конца, теряет интерес ко всему. "Брошенки" из чердачной мастерской разрастались, проникали в школу, преследовали, чем бы она ни занималась. Лина боялась – это скажется на школе и ее детях. Правая рука теряла живость и гибкость, с трудом удерживала мастихин, совсем одеревенела, едва справляясь с простыми линиями. Лина доверяла все меньше себе, и все больше полагалась на профессионалов, как на инвалидные ходунки. Она больше не могла решиться на самостоятельные шаги. Что такое интуиция? Лина перестала ее слышать, как и незаконченные картины.

Яркое солнце заливало желтый капот, проникало сквозь лобовое стекло, согревая лицо. Лина медленно вела машину по широкой дороге Лондон-Роуд, вдоль кирпично-коричневых небольших сельских коттеджей, потом свернула в сторону реки и съехала на обочину. Заглушив двигатель, она вышла из машины, оставив дверь открытой. Облокотилась о багажник и запрокинула голову: медленно и глубоко вдыхала прохладный влажный воздух с привкусом чеддера и белых грибов. Она любовалась зелеными шарами тополей, что полыхали оранжевым пламенем в тёмных водах. Взгляд заскользил по легким облакам и зеленым долинам, разрезанным на темные полоски вспаханной земли, и снова вернулся к воде. Лина зарыла носки черных туфель в глину, чувствуя, как каблуки мягко увязли в почву. Она непоправимо опоздала на торжественную церемонию. В Дорчестере открылась новая школа-интернат с художественным уклоном. Должно быть, мэр уже закончил речь, журналисты сделали заметки, а фотографы – снимки. Маленькие, слегка напуганные вниманием, ученики, расходятся по классам...

Лина нагнулась и сорвала тонкую травинку, провела по щекам, закусила, ощутив во рту терпкий вкус зелени. Она не чувствовала желания спешить. Вчера до поздней ночи, она убирала в чердачной мастерской, собрала в коробки мусор и все испорченные холсты – вынесла в холл и велела Найджелу сжечь. Лина бросила попытки взяться за кисть. Она закончила рисовать и преподавать в студии.

Ночью, она неподвижно лежала в широкой викторианской кровати, только ладони медленно скользили по простыням. Ее раздражали эти монотонные движения, словно неконтролируемые сокращения конечностей душевнобольной. Но шорох от трения создавал живой звук. Лина не могла думать в тишине. Давно отбросив мысль родить ребёнка, она мечтала... Нет – больше не мечтала, а перебирала в уме разговор с советником Тэмзином, о детских приютах в графстве, и трезво планировала усыновление.

Лина представляла, как в доме появится ребёнок и вытеснит неестественную тишину. Чувствовала, что полюбит малыша всей душой – она уже его любила. В воображении рисовались маленькие ручки... Они тянулись к ней. Лина ощущала детские объятия и даже запах… По виску сползла слеза и закатилась за ухо. Погладив простынь, Лина спустилась взглядом по темным шторам, решив, что поставит кровать у окна – так, на всякий случай, потому что точно знала – малыш или малышка будет спать рядом с ней. На этой подушке. Лина улыбнулась – нет, конечно, на другой. Она купит новую подушку, самую лучшую – ортопедическую. Нужно взять Найджелу помощников: вырубить в саду старые деревья и кустарники. Там будет детская площадка и бассейн. Ведь дети так любят возиться в воде...

Лина повернулась на бок, подперла ладонью щёку, пытаясь разгадать последний сон. Снова снилась Джулия, но прошлой ночью, она пришла с Бекки. Они смеялись и шутили, подавая темно-синюю детскую переноску, накрытую желтым старым кружевом... Лина глядела в тёмный прямоугольник окна, в обрамлении ещё более темного силуэта раздвинутых портьер, понимая: ребёнок стал навязчивой идеей – конечной целью ее метаний.

Перекатившись на спину, она прижала пальцы к глазам и надавила. Надо обсудить вопрос усыновления с мужем. Поговорить не по телефону – лично. Но... Ян снова за океаном. Когда вернется? Планирует ли он вообще возвращаться? Бесконечно, невыносимо – дальше ждать невозможно!

Устав пытаться согреться в сырых простынях, Лина поднялась с кровати и распахнула окно. В грудь толкнул порыв холодного воздуха, но она упрямо осталась стоять. Скрестив руки, хмуро встречала очередной день, мысленно подгоняя его неспешное наступление. Решение было простым и естественным, как незатейливый холмистый пейзаж, который проступал на горизонте. Она поедет к мужу и заставит выслушать... Или разведется.

Глава 24

– Андрей, я тебя не понимаю, – Лина склонила голову и прижала телефон к плечу, вынув из комода пару джинсов, не глядя бросила в раскрытый саквояж: