Если бы

— Откроете мне один секрет? — улыбаясь, на этот раз не насмешливо, а просто, как любая нормальная женщина, спросила она. От неожиданности и от того, что выглядела она просто сногсшибательно в маленьком вечернем платье, отлично подчеркивающем ее стройную фигуру, Вован потерял бдительность и не успел натянуть на лицо привычную наглую ухмылку заправского хама.

— И какой же секрет Вы хотите, что бы я Вам открыл? Надеюсь, речь не идет о секретах связанных с продажей Родины? — совсем слегка ухмыльнувшись спросил он.

Инна Андреевна отпила из бокала, и Вован, с раздражением, почувствовал, что ему приятно смотреть на нее. Она не была красавицей, но видно как Верка Ковальская обладала какой-то притягательностью для мужчин. Вовану это совсем не нравилось. В том смысле, что если Веркины чары на него не действовали, слава богу, то Инна Андреевна одновременно и раздражала его и привлекала, и он уже не был уверен, какое из этих двух противоречивых чувств преобладало по отношению к ней. Поэтому он счел необходимым укрепить свои позиции независимого самца и почти развязно добавил.

— Я ведь в любом случае и наврать могу. Знаете ли, я просто ужасный врун. Это я так, на всякий случай предупреждаю.

Она широко улыбнулась.

— Мне просто очень интересно узнать, кто та женщина, за которую Вы меня приняли тогда в парке. Вы выглядели по настоящему расстроенным. Это дорогой Вам человек?

«Это не твое дело! — захотелось крикнуть Вовану. — Не суй свой длинный нос куда тебя не просят. Великосветская леди свысока разглядывающая любопытного идиота, встретившегося на твоем пути, от скуки или от пресыщения жизнью. Что тебе вообще нужно? Что ты прицепилась ко мне?» Но ничего этого Вован не сказал. На него в данную минуту смотрела не насмешливая великосветская леди, разглядывающая его как безмозглое, но любопытное существо. На него смотрела просто женщина. Милая и даже привлекательная. И вдруг Вован почувствовал непреодолимое желание рассказать этой почти незнакомой, чужой ему женщине о той боли, что живет внутри него. Рассказать эту историю, которая перевернула жизнь близких и дорогих ему людей и его собственную. Перевернула так, что он до сих пор не может очухаться. Так, что он не может даже фотографии смотреть и поехать повидаться с подругой, ближе которой у него только мать, но он уже слишком взрослый, для того, что бы искать утешения у матери. И неожиданно для себя самого Вован начал рассказывать. Рассказывать с самого начала, вернувшись в далекое детство. С того дня когда они только подружились с Сережкой Кречетовым. Он рассказывал долго. Им уже давно принесли еду и она лежала перед ними, остывая на тарелках. Но ни он, ни его спутница не обращали на нее никакого внимания, хотя перед этим они оба сильно хотели есть, после долгого трудового дня. Во время, которого, они по привычке, часто встречающейся у занятых деловых людей, только слегка перекусили, тем, что нашлось в их офисах. Инна Андреевна слушала очень внимательно. Лицо ее стало печальным, и Вован был готов поклясться, что в золотисто-карих глазах дрожали слезы. Когда он закончил, они несколько минут сидели молча. И Вован почувствовал облегчение, какого не чувствовал уже почти два года, с момента, когда ему сообщили, что его друг погиб. А потом Вован решил, что пора взять себя в руки, они ведь пришли сюда, не для совместных рыданий, и сказал:

— Заболтали Вы меня совсем. Вон, все уже остыло.

И Инна Андреевна Боброва улыбнулась ему ласково и растроганно, потому, что теперь она знала, что на самом деле он не полный идиот, а нормальный человек, такой же как все, ранимый и чувствующий боль. Человек, который умеет дружить и любить своих близких. А маска полного идиота просто удобна и привычна ему, для того, что бы противостоять жестокому миру окружающему всех нас. Просто ему удобно противостоять именно таким способом.

Они съели то, что еще можно было съесть остывшим. Пришедший в себя к этому времени Вован, глядя на тарелки заявил:

— Вовлекли меня в расходы. Вон сколько еды зря пропало. А я ведь Вам говорил о своем бедственном положении, что с хлеба на воду, с воды на хлеб перебиваюсь.

Инна улыбнулась. Она теперь понимала его. У них теперь было нечто общее, сделавшее их ближе и понятнее друг другу.

— Пойдемте потанцуем. — предложила она и сама взяла его за руку.

Вован краем глаза смотрел на ее нежную немного смуглую кожу с едва заметным пушком как у персика. На ее губы, мягкие и волнующие. Ему очень захотелось коснуться этих губ, почувствовать их вкус. Он наклонился к ней, приближаясь к ее полуоткрытым губам. В последний момент он представил как они сейчас поцелуются, а когда он снова взглянет в ее лицо, то увидит ее насмешливую и на этот раз победную улыбку. Я тебя сделала, господин генеральный директор, любитель изображать придурка и хама. Нет уж, не доставит он такого удовольствия этой самоуверенной особе, которая, наверняка лузгает мужиков как семечки, снимает с них кожуру, а саму семечку проглатывает целиком. Был мужик и нет мужика.