Если бы

Тихий, чувствующий себя ужасно виноватым, Кукушонок, тенью слонялся все утро по лагерю, а после распоряжения начальства, понуро поплелся к вагончику Николаича. Генка не выдержал и пошел посмотреть в окошко, как будет проходить воспитательный процесс. Подкравшись к домику он аккуратно заглянул в окно, но, к его разочарованию, шторка с обратной стороны была плотно задернута. Остальным тоже стало любопытно. В конце концов вся бригада собралась у вагончика Николаича. Увидеть ничего было нельзя, зато звуковое сопровождение было самое, что ни на есть интересное. К утру снегопад прекратился, ветер утих и погода стояла, хоть и морозная но солнечная и тихая. Вся бригада, посмеиваясь вслушивалась в доносившиеся из вагончика выкрики Кукушонка:

— Ой, ай! Я больше не буду!

Эти жалобные вопли сопровождались топотом ног, грохотом и периодическими возгласами самого Николаича:

— Я тебе покажу, паразит ты этакий! Я тебя отучу людей до смерти пугать. Сопляк ты мерзопакостный!

— Не прибьет он там его? — несколько встревоженно спросил Генка.

— Да не, поучит немного ремнем и отпустит. — спокойно сказал Саня Белов. — В прошлом году, летом, был у нас здесь пацан, чуть постарше Кукушонка. Хотел радиограмму в Москву отправить. Девушку с днем рождения поздравить. Все лампы попалил в радиопередатчике. Так его Николаич так воспитал, что он дня три ойкал когда садился. Даже ел стоя.

В этот момент дверь вагончика распахнулась, и из нее вылетел, и не удержавшись на ногах скатился, по железным ступенькам вниз, раскрасневшийся, взъерошенный Кукушонок. Застегивая на ходу куртку, он опрометью бросился к своему вагончику.

— Я тебе покажу паршивец! — погрозил ему вслед Николаич. Заметив собравшихся зрителей, он грозно рыкнул. — Чего тут за делегация собралась? Еще с кем побеседовать? Давай, милости просим, щас каждому расскажу, что к чему. Ржут они стоят, обрадовались!

— Ой! — кряхтел в вагончике Кукушонок, забившись в угол с кружкой чая. — Я думал Николаич меня прибьет. Рука тяжелая, ужас.

— Ничего. Николаич он педагог опытный! Знаешь сколько он тут народа воспитал, и никто не помер! — засмеялся Паша.

Вечером, когда Кукушонок полез к себе наверх, Генка спросил:

— Кукушонок! А ты куда?

Тот с удивлением посмотрев на Генку и, не зная какой еще каверзы ждать, испуганно пролепетал:

— Спать.

— А мы думали ты теперь в вездеходе обоснуешься, что б с утра далеко не ходить. Встал и уже, считай, на рабочем месте.

Генка заржал, а несчастный Кукушонок, как всегда, покраснев до ушей, поскорее скрылся от насмешек товарищей на своем втором ярусе.

Соня вернулась после празднования Нового года, первого января, ближе к вечеру. Вера отсыпалась, после бессонной ночи, проведенной на улицах Москвы вместе с однокурсниками. Услышав грохот и шум, которым обычно сопровождались все Сонины манипуляции по хозяйству, Вера, заспанная, недовольная выползла на кухню, где буйствовала сестра.

— Привет. — пробурчала Вера, пытаясь открыть глаза на привычную ширину.

— Привет. — ответила Соня, как показалось Вере, странно-торжественным голосом.

Соня бестолково переставляла кастрюли и совершала какие-то бессмысленные, на Верин взгляд, действия, ничего не спрашивала у Веры и вообще вела себя как то странно. Казалось, что ее так и распирает желание, что то сказать, но по одной ей известной причине она молчит. В общем, Сонька явно была не в себе.

— Что случилось? — спросила Вера. — Встретила живого Деда Мороза?

— Женя сделал мне предложение! — скромно потупив глазки и, как показалось Вере, даже слегка зардевшись, сообщила Соня.

— О! — протянула Вера. На самом деле это «о», в данном случае, означало, что Вера поражена, тем что тормозной Женя все таки решился, спустя четыре года, осчастливить Соню и не дать ей состариться в одиночестве. Но сестре об этом знать не обязательно. Пусть считает это выражением восторга.

— Поздравляю. Когда свадьба?

Соня сердито посмотрела на сестру.

— Вера! Он мне только вчера предложение сделал. Что, думаешь мы прямо в новогоднюю ночь побежали в ЗАГС заявление подавать? Не все же такие быстрые как ты. — не упустила Сонька случая поддеть младшую сестру.

Вера пожала плечами. Да и пожалуйста. Ей то, что. Куда торопиться, теперь можно еще года четыре подготавливаться к подаче заявления. А там, глядишь, еще до первых морщин, уже и муж с женой. И вот оно, счастье.

Соня, решив, что несколько перегнула, испытала легкий укол совести. Она то, теперь, счастливая невеста, а Вера одинокая и, как ей в последнее время казалось, несчастная, хоть и по собственной глупости.

— Может в мае или июне, когда тепло будет. — уже более мягко сказала Соня.

— Ну я за тебя рада. Если ты сама рада. А ты рада? — на всякий случай поинтересовалась Вера. Соня подозрительно покосилась на сестру, не скрывается ли в вопросе подвох, и, не найдя к чему придраться, в конце концов подтвердила, что она очень рада и даже счастлива.

Апрель 1991 г.