Если бы

— Ну, доктор сказал, что можно, если быть осторожным. Что разлеживаться тоже плохо. — все тем же слабым голосом сообщил страдалец. Вован хотел снова застонать, но решил, что это будет уже перебор. Не нужно переигрывать. Зритель, а в данном случае слушатель, должен верить своему герою.

Никакого рвения к учебе не было. Просто Алина Николаевна, клятвенно заверенная светилом нейрохирургии, которому, в отличие от врача скорой, она вполне доверяла, что ее сын практически здоров и его жизни ничто не грозит, сказала, что один день можно отдохнуть, прийти в себя, но потом нечего дома сидеть, марш учиться. Можно было, конечно, и перед ней разыграть слабость и недомогание, но, во-первых, она снова страшно распереживается, а Вован не мог себе позволить манипулировать матерью за счет ее здоровья и нервов, а, во-вторых, она его потом по врачам затаскает и его будут месяцами обследовать как подопытного кролика, в поисках страшного недуга. Так, что селяви, как говорится. Ничего не поделаешь, придется тащиться в институт.

Появление Вована вызвало настоящий фурор. Вован вошел в аудиторию с замотанной бинтом головой и нетвердой походкой медленно направился к месту где Сидела Вера. Он хотел еще побрызгать на бинт красной тушью. Но не стал, пожалел впечатлительную подругу.

Вера вскочила с места, помогла ему сесть. Ребята из группы подходили, спрашивали как он. Очень осторожно, что бы, не дай бог, не повредить больному, похлопывали по плечу. Говорили слова ободрения.

Войдя в роль, Вован, совершенно бессовестным образом, целый день гонял Веру по всему институту.

— Ой. — печально вздыхал он. — Вер, скажи преподу, что я опоздаю. Я куртку забыл на экономике.

Кряхтя и вздыхая Вован сделал вид, что пытается встать. Зажмурив глаза, как при головокружении и придерживаясь рукой за подлокотник кресла.

— Сейчас пройдет. Нормально все. — прошептал он, как бы успокаивая Веру.

Усадив страдальца обратно в кресло, Вера бросилась к выходу, до начала лекции оставалось несколько минут.

— Сиди! Я сейчас сама принесу. — взволнованно, уже на бегу, крикнула она и помчалась на другой этаж, в аудиторию, где до этого была экономика.

Видя, что Телянин сидит в напряженной позе, глядя куда-то в пространство, Вера испуганно спросила:

— Володь, тебе плохо?

Улыбнувшись «вымученной» улыбкой Вован, облизав, якобы пересохшие губы, ответил:

— Нормально все. Просто водички попить надо. Чего-то подташнивает и голова кружится.

Вера помчалась за водичкой, на обратном пути, изо всех сил стараясь не расплескать воду из граненого стакана, одолженного в буфете.

В течение дня она бегала в медпункт за таблеткой от головы, в ларек, расположенный неподалеку от института за йогуртом, что бы поддержать силы больного, чувствующего страшную слабость, еще два раза за водичкой. А в перерывах между беготней, водила, опирающегося на ее плечо или руку Вована, очень медленно и осторожно, по коридорам и лестницам от аудитории до аудитории.

После занятий Вован попросил Веру поймать ему машину.

— Боюсь на эскалаторе голова закружится. — жалобно сказал он.

— Господи, зачем врач вообще тебе разрешил так рано из дома выходить? — возмутилась Вера.

— Да коновал какой-то, мне он сразу доверия не внушил, в медицине, мне кажется, вообще ничего не понимает. И больница какая-то стремная. Оборудование поломанное, допотопное. Ну думаю, ладно уж, переживу как-нибудь. Маму расстраивать не хотел. Она почему-то считает этого доктора отличным специалистом. Он ей сказал, что он профессор, а она наивная, ты же знаешь. Ее кто угодно вокруг пальца обведет. Любой шарлатан. — Вспомнив, что нужно говорить слабым голосом, Вован еще сильнее навалился на Веру и с тяжелым вздохом сказал, — Устал сегодня, извини.

Они вышли на улицу, и Вера медленно пошла рядом с несчастным страдальцем, опиравшимся на ее худенькое плечико. Вдруг Вован резко остановился.

— Вот черт! — сказал он своим обычным, вполне нормальным голосом. Вера удивленно посмотрела на него.

В нескольких шагах от них стояла Алина Николаевна. Расширившимися от ужаса глазами она смотрела на забинтованную голову сына.

— Мам. — сказал Вован, бодрым шагом отходя, на всякий случай, от Веры подальше. — Все нормально, не пугайся. Это я так, прикалывался.

Вован повернулся к Вере:

— Ковальская! Ну, без обид, ладно? Смешно же ведь получилось, правда? Напоминаю, меня бить нельзя, я после аварии! — увидев гневно сверкнувшие глаза своей сегодняшней сестры милосердия, медленно двинувшейся в его сторону, завопил Вован.

Озираясь, в поисках выбора наиболее удачного пути для бегства, Вован заметил, что мать тоже смотрит на него далеко не добрым любящим взглядом, как обычно. В ее взгляде явственно читалось непреодолимое желание надавать драгоценному отпрыску оплеух и подзатыльников. Ее чаша терпения переполнилась. Сегодня он и ее достал.