Если бы

— Ну, что там на этот раз у тебя приключилось? Володя, тебе не кажется, что въехать в мусорный бак в собственном дворе, это слишком даже для тебя?

Алина Николаевна в это время договаривалась о встрече со светилом в области нейрохирургии, бывшим учеником ее отца, профессора медицины.

Закончив разговор, Алина Николаевна взволнованно закричала:

— Родик! Господи, я чуть с ума не сошла! А все вы, со своей машиной! — напустилась она на обоих своих мужчин. — Я сразу была против, что бы ребенок водил машину.

— Этому ребенку, как ты его называешь, 22 года. — сказал Родион Петрович. — Володя, я все понимаю, но въехать в помойку во дворе это же еще постараться надо.

— Я кошку спасал. — хмуро ответил Вован. Машину было жалко, да и отец прав, авария была прямо скажем идиотская. — Она дура, под колеса выскочила. Не давить же ее было. Живая все таки, хоть и тупая тварь, нет что бы убежать.

Родион Петрович вздохнул.

— Было бы не плохо если бы ты не только о кошке думал, но еще и мать, хоть иногда, жалел, я уж не говорю о себе.

Вован отвернулся и смотрел в окно с надутым видом.

— У меня вообще сегодня стресс был. Я сегодня в магазин за продуктами ездил.

Родион Петрович непонимающе посмотрел на сына.

— И что?

— Да ничего. Там ничего нет! Вообще ничего. Хлеб и перловка. Я себя инопланетянином чувствовал. Можно подумать, что война идет. Голод, разруха. Я уже думал все, приехали, сейчас выйду на улицу, а там снаряды на голову падают. Пора бежать на призывной пункт, добровольцем на фронт записываться. Ан нет. На улице все тихо-мирно. Никаких бомб, ни одного вражеского самолета поблизости не наблюдается. Люди идут, даже улыбаются. Солнышко светит. Где же несметные богатства Родины, про которые нам все уши прожужжали? Где прекрасная жизнь в самой замечательной стране на всей земле? Может все запасы у нас в холодильнике запрятаны? Может это наше прожорливое семейство страну без съестных припасов оставило? Конец двадцатого века на дворе, а тут дикость какая-то! Я когда у продавщицы спросил есть ли у них колбаса она на меня как на умственно отсталого посмотрела. Можно подумать, я спросил почему она не в балетной пачке покупателей обслуживает.

Вован не на шутку разошелся. Даже вскочил с дивана, потрясая полотенцем, с завернутым в него куском льда, которое до этого он прижимал к шишке. Прямо оратор-революционер, выступающий на митинге перед пролетарскими массами. Родион Петрович задумчиво смотрел на сына, потирая переносицу.

— То есть ты столкнулся с суровой действительностью, и она тебя так возмутила и потрясла, что ты решил выразить протест против несправедливости жизни, разнеся помойку и разбив собственный автомобиль? Решил, так сказать, отказаться от каких бы то ни было привилегий и материальных благ, стать как все? — с ироничной улыбкой обратился он к сыну.

Вован насупился. Не из протеста разбил он машину. Не из идейных убеждений и не от возмущения неприкрытой правдой жизни советских граждан. Нет. Машину он разбил от собственной глупости, потому, что решил покрасоваться перед Светкой. Показать какой он великий гонщик. Поразить ее воображение хотел. А ей наплевать. Она даже посмотреть не пришла, что там за шум во дворе. Не убился ли он. Слава богу, конечно, что не пришла, а то до конца жизни припоминала бы, как он лихо сражался с мусорным баком. И когда на ужин мать подаст ему утку в белом вине с золотистой хрустящей деревенской картошечкой, приготовленные ею сегодня днем, пока он свои удивительные открытия делал, он не скажет: «Убери. Я теперь как все. Перловки мне навари.»

Вовану стало ужасно тошно от собственной бесполезности и никчемности. И от всеобщей бессмысленности и несправедливости. Хоть иди, садись в машину и по второму разу в мусорные баки с разгона въезжай.

Родион Петрович поднялся.

— Володя, сейчас такая обстановка, что мне совершенно не до твоих дурацких выходок. Мне нужно на работу вернуться. А ты, если надумаешь еще протестовать или спасать кого-нибудь, постарайся, пожалуйста, делать это менее дорогостоящими и опасными для жизни способами. Нервы у нас с матерью не железные, и я, все таки, хоть и хорошо оплачиваемый, но госслужащий, живущий на оклад, а не на доходы от продажи закромов Родины.

Подойдя к двери Родион Петрович остановился:

— Очень скоро могут наступить такие времена, когда отсутствие всего кроме хлеба и перловки будет казаться наименьшей проблемой. И бог его знает, чем это все может закончиться. Так, что прекращай валять дурака.

Выйдя из квартиры, он медленно начал спускаться по лестнице. Странный разговор пробудил давно забытые воспоминания. Родиону Петровичу вспомнилось голодное военное детство. В то время они бы очень обрадовались этой самой несчастной перловке.