«Если бы не сталинские репрессии!» Как Вождь спас СССР

Сделав такое заявление, далее подследственный сдавал своих подельников, уже не обременяя себя моральными проблемами. Рассказывая 27 мая о составе заговора, он показал, что «в число центра входили: он, Тухачевский, С. С. Каменев, Фельдман, Эйдеман», а также Примаков «после его приезда в Москву из Северо-Кавказского военного округа». Он пояснил, что «связь между военным центром и организацией правых поддерживалась им через Горбачева и Петерсона, которые были связаны с Енукидзе, Ягодой, Бухариным и Рыковым». Связь с Троцким установил сам через Ромма, а с одним из руководителей центра Пятаковым был связан лично.

Он сдавал своих подельников без жалости. На вопрос: «Кто им лично был завербован в заговор?» – Тухачевский ответил: в 1932 году – Фельдман, Смолин, Алафузо; в 1933 году – Ефимов, Путна, Эйдеман и Вакулич; в 1934 году – Якир, Горбачев, Примаков, Аппога, Василенко, Белицкий; в 1935 году – Корк, Сергеев, Чайковский, Вольпе; в 1936 году – Инно. Кроме перечисленных лиц, он назвал среди завербованных бывшего заместителя начальника ВВС РККА Наумова и начальника Научно- исследовательского химического института РККА Рохинсона.

В этот же день Тухачевский сделал признания и о террористических намерениях заговорщиков. Он показал: «Одновременно готовились террористические акты против членов Политбюро ЦК ВКП(б). Основных терро­ристических групп было три: одна из них возглавлялась Горбачевым, в нее входили Егоров и Петерсон; вторая возглавлялась Туровским, в нее входили Шмидт и Зюк. Эта группа готовила совершение террористического акта против Ворошилова. Третья группа была организована Примаковым в бытность его в Ленинграде».

Реагируя на предложение следователя «назвать всех известных ему заговорщиков», Тухачевский показал, что в заговор вовлечены: комдивы Савицкий (нач. штаба ЗакВО), Давидовский (командир 11-го механизированного корпуса) – со слов Фельдмана, Кутяков, Воронков (ко­мандир формируемой химической дивизии ПВО), Егоров (начальник Военной школы имени ВЦИК), Петерсон (со слов Горбачева), Лапин, Д. Шмидт, Туровский, Зюк, Розынко, Ольшевский, Козицкий, Тухарели, Ольшанский, Щеглов и др.

Вглядываясь в пространные списки фамилий военных, названных Тухачевским и его подельниками, не может не возникнуть естественное недоумение. В чьей голове вообще могла позже возникнуть даже мысль о реабилитации участников группы Тухачевского? Ведь если даже допус­тить, что заговора не было, то уже сама выдача следствию других лиц является преступлением. По юридическим меркам это оговор и клевета. Но по моральным – подлость.

28 мая в Москве был арестован командующий Закавказским военным округом И. Э. Якир, а на следующий День в Вязьме та же участь постигла командующего Белорусским военным округом Уборевича. Участник расследования Зиновий Ушаков позже так описал свой успех: «Я переехал с Леплевским в Москву, в декабре 1936 г. ... я буквально с первых дней поставил диагноз о существовании в РККА и Флоте военно-троцкистской организации, разработал четкий план ее вскрытия; и первый же получил такое показание от бывшего командующего Каспийской военной флотилией Закупнева... я шел уверенно к раскрытию антисоветского военного заговора. В то же время я также уверенно шел по другому отделению на Эйдемана и тут также не ошибся.

Ну, о том, что Фельдман Б. М. у меня сознался в участии в антисоветском военном заговоре, на основании чего 22 числа того же месяца начались аресты Ефимова и др., говорить не приходится. 25 мая мне дали допрашивать Тухачевского, который сознался 26-го, а 30 я получил Якира. Ведя один, без помощников эту тройку и имея указание, что через несколько дней дело должно быть закончено для слушания, я, почти не ложась спать, вытаскивал от них побольше фактов, побольше заговорщиков»[65].

Действительно, Зиновию Ушакову было трудно. Меняя показания, подследственный стремился сбить его с толку. Очередное «покаяние» Тухачевский написал 29 мая. В нем он признавался, что «несмотря на его обещание говорить правду, он снова дал неправильную информацию». Впрочем, недостатка информации к этому времени у следственного аппарата уже не было. Офицерам ГБ оказалось достаточно четырех дней, чтобы набрать претендентов на скамью подсудимых, причем не для одного процесса.

Арестованный одновременно с Тухачевским 22 мая 1937 года литовец Эйдеман первоначально был доставлен во внутреннюю тюрьму НКВД, а на следующий день его перевели в Лефортовскую. 25 мая он написал заявление на имя Ежова. Как и его сообщники, в нем он сообщал о своем согласии «помочь следствию» в раскрытии преступления.

Следствие по делу Эйдемана вел майор ГБ Агас. Агас (Мойсыф) Вениамин Соломонович родился в семье еврея-приказчика, и в 1905—1907 годах жил с отцом в США. Работу в органах ГПУ УССР он начал в 1925 году.