Впервые на всем этапе следствия, в течение четырех дней, я заявляю вполне искренне, что ничего не буду скрывать от следствия. Тухачевский 29.5.37»[69].
И без какой-либо паузы 30 мая, опросом членов и кандидатов в члены ЦК, было оформлено постановление: «Утвердить следующее предложение Политбюро ЦК: Ввиду поступивших в ЦК ВКП данных, изобличающих члена ЦК ВКП Якира и кандидата в члены ЦК ВКП Уборевича в участии в военно-фашистском троцкистско-правом заговоре и в шпионской деятельности в пользу Германии, Японии и Польши, исключить их из рядов ВКП и передать их дела в Наркомвнудел».
Уже сама хронология событий, с сопутствующей ей секретной перепиской, свидетельствует о спонтанности арестов, осуществлявшихся по мере появления в ходе следствия новых показаний. Можно ли в таком случае подозревать следователей и руководителей государства в «необоснованности» репрессивных мер? Можно ли даже просто гипотетически предположить, что профессионалы госбезопасности без достаточных оснований хватали «генералов» высокого ранга? А руководство страны, якобы «зная», что НКВД производит необоснованные аресты, давало санкции на неправовые меры? Нет, следствие велось по всем правилам профессионального сыска, и специалистам с Лубянки не было необходимости заниматься фальсификацией фактов.
Для выяснения истины они применяли совсем другие приемы. 30 мая стало днем очных ставок. В этот день, в связи с новыми арестами, следователи устроили Ионе Якиру и Августу Корку очную «встречу» с Тухачевским. Ее проводили начальники отделов ГУГБ: особого – комиссар ГБ 2-го ранга Израиль Моисеевич Леплевский, 4-го – майор ГБ Михаил Иосифович Литвин и начальник 6-го отделения этого же отдела капитан госбезопасности Глебов (настоящая фамилия – Юфа). Присутствовали Ежов и его заместитель Фриновский.
Правда, на ней между подельниками возникли некоторые разногласия. Если эстонец Корк показал, что в состав центра заговора входили он, Корк, Якир и Эйдеман, то Тухачевский называл верхушку центра в числе: он, Тухачевский, Каменев, Фельдман и Эйдеман. В протоколе очной ставки между Корком и Тухачевским от 30 мая 1937 года указывается:
На основе этого эпизода все апологеты бывшего «маршала» подчеркивают якобы нестыковку показаний подследственных и почти «крах» следствия: Тухачевский был «неудобен» – следствие дало сбой. Такой вывод выглядел бы комично, если бы в действительности эти кажущиеся противоречия не имели для подследственных принципиального значения. Дело в том, что Корк имел в виду, можно сказать, первую стадию заговора, когда к 1931 году в среде правых возникла мысль о совершении «дворцового переворота». А Тухачевский в свою очередь хотел отмежеваться от участия в подготовке «переворота» уже в то время и относил свою активную деятельность в заговоре