Если бы Пушкин…

– Я сейчас, понимаешь, служу ординарцем у генерала. Я сначала был в клубе художником, а потом меня сократили. А тут генерал как раз. «Нет ли, говорит, у вас лишнего солдата, мне ординарец нужен». А ему говорят: «Есть, у нас как раз художника сократили». Ну и вот, с тех пор я у него служу. Ну, служба, конечно, сам понимаешь. Подай-принеси. А вообще-то не тяжелая. Конечно, в смысле денег маловато. Из магазина придешь, жена всю мелочь пересчитает. Почем картошку брал, почем помидоры – все пересчитает. Если куда зачем надо съездить, дает на трамвай. Три копейки туда, три – обратно. Ну, а я другой раз на троллейбусе проеду или на автобусе. Приходится свои доплачивать. А откуда взять свои? Ну, бывает, из дому пятерочку подкинут или гонорар получишь.

– Какой гонорар? – удивился я.

– Вот тебе на! – удивился Толик еще больше. – Да ты разве не знаешь?

– Нет, – сказал я.

– Я же стихи сочиняю. В нашей окружной газете уже три стиха напечатал. Хочешь, расскажу?

– Валяй, – разрешил я, все еще не веря.

– Ну, слушай, – сказал Толик. Он поставил авоську на скамейку рядом со мной, а сам отошел на шаг, встал в позу и вытянул вперед руку – «Старшина» называется.

Наш старшина – солдат бывалый,

Грудь вся в орденах.

Историй знает он немало

О боевых делах.

Он всю войну провоевал,

Знаком ему вой мин.

Варшаву он освобождал

И штурмом брал Берлин.

Расскажет как-нибудь в походе

Военный эпизод.

И станет сразу легче вроде,

Усталость вся пройдет.

Наш старшина – пример живой

Отваги, доблести, геройства.

Он опыт вкладывает свой,

Чтоб нам привить такие свойства.

Толик читал стихотворение, размахивая рукой и завывая, как настоящий поэт. А потом посмотрел на меня с видом явного превосходства и спросил:

– Ну как?

– Это ты сам написал? – спросил я.

– Ну а кто же? – обиделся Толик. – У меня их много. Хочешь, еще расскажу?

– Нет, не надо, – сказал я. – Только это все как-то неожиданно. – Я был и в самом деле растерян.

Герой растерян не только потому, что до этой – последней – их встречи Толик никакой склонности к стихотворству никогда не проявлял. Растерян он скорее всего потому, что его в самое сердце поразила мысль, что печатать свои стихи и даже получать за них гонорар может человек, для которого должность поэта в самом существе своем ничем не отличается от должности ординарца, обязанности которого всем хорошо известны: «подай-принеси».

Этот поразивший воображение автора образ стихотворца, понимающего должность поэта как ничем не отличающуюся от должности ординарца, возникает у Войновича еще не раз. Например, во второй книге «Необычайных приключений солдата Ивана Чонкина» («Претендент на престол»). Здесь он уже несколько повысился в ранге, обретя (в отличие от начинающего Толика) статус профессионала, стремящегося получить творческие ориентиры и указания, так сказать, из первых рук – от начальника местного НКВД майора Фигури-на. И объект поэтических восторгов этого повысившего свой статус графомана тоже вырос в чине. У Толика это был всего-навсего старшина, у этого же– капитан НКВД Миляга, погибший при довольно постыдных обстоятельствах.

...