Если бы Пушкин…

Мы приехали оттуда, мы только что из этой страны, подарившей миру слово «советский»; мы еще помним ее запахи, вкус ее хлеба, синюю кромку леса на дальнем горизонте, дожди, чмоканье луж и сосущую сердце дорогу… Мы еще не забыли русский язык, не те кудрявые словеса, вычитанные из Даля, а ржавый, царапающий уши и горло язык подворотен, язык бюрократии и уголовного мира, язык, в который ушли, как в трясину, десять веков русской литературы и который точно позавчера появился на свет; язык людей, о которых трудно сказать, кто они: ни рабочие, ни крестьяне, ни интеллигенция, ни народ – ни то ни се.

Борис Хазанов. «Миф Россия»

Хотя автор и говорит об этом «царапающем горло» языке не без некоторой ностальгической нежности, возможности этого языка он, судя по всему, оценивает крайне низко. Во всяком случае, трудно представить себе, чтобы он мог рассматривать этот язык как материал, хоть сколько-нибудь пригодный для художественного творчества. И в самом деле: можно ли создать нечто художественное на уродливом псевдоязыке, который «точно позавчера появился на свет» и в который «ушли, как в трясину, десять веков русской литературы»? Что можно извлечь из него, кроме глумления над его худосочием, над его убожеством, над его мертворожденностью, как, например, это сделал однажды один замечательный наш поэт-сатирик:

Уходя, выключайте электроприборы,

Соблюдайте… Догнать и перегнать…

Позор поджигателям. Слава шахтерам.

Ты меня уважаешь? Мать-перемать…

Храните деньги в сберегательной кассе.

Московское время двадцать два часа.

Послушайте песенку «Мой Вася».

Да здравствует… Кто последний?.. Я за.

Не сорить! Не курить! Курите сигареты.

Все как один включимся в борьбу

Ты меня уважаешь? Читайте газеты.

Слава строителям светлого бу…

Ты меня уважаешь? Я тебя уважаю.

Вход воспрещен. Вступайте в ДОСААФ!

Братский привет народам Китая…

Да здравствует… За нарушение штраф.

Вл. Бахнов. «Современная песня в стиле поп-арт»

Но Галич именно вот этот «новояз», состоящий из дикой смеси языка газет, языка подворотен, языка бюрократии и уголовного мира, сумел претворить в подлинно художественную речь, достигающую необычайной пластической выразительности: