Если бы ты был здесь

На то, чтобы собрать вещи, уходит совсем немного времени – в конце концов, у меня и вещей-то почти нет, – затем я мою кухонный стол, складываю выстиранные полотенца обратно в шкаф и засыпáю, мечтая о воссоединении с Финном. Обычно в ночь перед вылетом я регистрируюсь на рейс, но без Интернета сделать это проблематично, и мне остается только надеяться на лучшее.

На следующее утро, закинув набитый вещами рюкзак на плечо, я открываю раздвижные двери своей квартиры и вижу перед собой Габриэля с Беатрис. Впервые с момента нашего знакомства девочка выглядит по-настоящему счастливой. Она обнимает меня и говорит:

– Вы должны остаться.

Я смотрю поверх ее головы на Габриэля, а затем освобождаюсь из объятий Беатрис, отстраняюсь на расстояние вытянутой руки и отвечаю, глядя ей в глаза:

– Беатрис, ты же знаешь, я не могу. Но я обещаю…

– Она права, – заявляет Габриэль, и глубоко в моей груди что-то вибрирует, как камертон.

Я смотрю на свои часы.

– Я не хочу опоздать на паром… – начинаю я.

– Паром не ходит, – перебивает Габриэль. – Остров по-прежнему закрыт.

– В смысле? – Я не могу поверить. – А когда его планируют открыть?

– Не знаю, – отвечает он. – Но все вылеты с острова Санта-Крус отменены… и даже из Гуаякиля, если уж на то пошло. Правительство также запретило все рейсы на Галапагосы.

Рюкзак соскальзывает с моего плеча.

– Выходит, домой мне не попасть. – Такое чувство, словно кто-то вырывает эти слова у меня из глотки.

– Домой тебе не попасть пока, – поправляет меня Габриэль, делая ударение на последнем слове.

– Это какой-то дурной сон, – бормочу я. – Должен же быть какой-то способ.

– Вы можете попробовать добраться домой вплавь. – Беатрис чуть не светится от счастья.

– Мне нужно обратно в Нью-Йорк, – настаиваю я. – Что станет с моей работой? И с Финном? Боже, я даже не могу рассказать ему о том, что происходит!

– Ваш босс не должен злиться на вас за то, что вы не можете вернуться, – рассуждает Беатрис. – А своему парню вы можете позвонить с городского телефона в доме бабушки.

У Абуэлы есть городской телефон? И они говорят мне об этом только сейчас?

Моя жизнь представляла собой линию телеграфных столбов, расположенных на одинаковом расстоянии друг от друга, которые отмечали мой прогресс. Без атласа дорог дальнейших действий я сбиваюсь с пути. Мне здесь не место, но я не могу избавиться от ощущения, что дома жизнь продолжается, несмотря на мое отсутствие. Если я не сумею вернуться в Нью-Йорк в ближайшее время, то уже не наверстаю упущенное.

Я вспоминаю, что по прилете на Галапагосы авиакомпания потеряла мой багаж, но только сейчас, впервые за две недели, я чувствую, что потеряла саму себя.

Габриэль смотрит на меня, затем говорит что-то Беатрис на испанском. Она берет мой рюкзак и несет его обратно в квартиру, а Габриэль ведет меня наверх к Абуэле. Пожилая женщина сидит на диване в гостиной и смотрит по телевизору какой-то сериал. Габриэль объясняет ей, что случилось; впрочем, я могу лишь догадываться, что он говорит ей на незнакомом мне языке.

О боже! Я застряла в стране, на языке которой не могу связать и пары слов.

Габриэль приглашает меня пройти в спальню, где на тумбочке стоит телефон. Я тупо смотрю на аппарат.

– В чем дело? – беспокоится Габриэль.

– Я не знаю, как позвонить себе домой, – признаюсь я.

Габриэль снимает трубку и нажимает несколько кнопок.

– Какой у него номер?

Я называю номер Финна, и Габриэль протягивает мне трубку. Я слышу три длинных гудка. «Вы дозвонились до Финна, у вас минута с половиной».

Габриэль тихонько выходит из комнаты, закрывая за собой дверь.

– Привет, – говорю я в трубку. – Это я. Мой рейс отменили. То есть все рейсы отменили. Я не могу сейчас вернуться домой и не знаю, когда это вообще станет возможным. Прости меня. Мне ужасно-ужасно жаль. – Слезы виноградной лозой пробиваются сквозь мои слова. – Ты был прав. Мне не следовало уезжать.

Я так зла. На Финна за то, что он велел мне лететь одной. На себя за то, что не послала его к черту, когда он это сказал. Ну и что с того, что мы потеряли бы кучу денег на невозвратных билетах? По большому счету потеря долларов – ничто по сравнению с потерей времени.

Я знаю, что мыслю нерационально, что Финн не единственный, кто виноват в случившемся. Я могла бы ответить ему: будь все в сто миллионов раз хуже, я предпочла бы подставить ему свое плечо, чем оказаться в безопасности в тысяче миль от него. Я могла бы не глупить и не сходить с парома, который привез меня на Исабелу, как только узнала, что остров вот-вот закроют на карантин.

Но по-настоящему выводит меня из себя то, что Финн велел мне лететь в отпуск, хотя имел в виду совершенно обратное. Говорить «я ухожу» и при этом хотеть остаться. Пусть мы с Финном вместе уже много лет, читать мысли друг друга мы пока так и не научились.