Если бы ты был здесь

– Шансы ничтожно малы, – заверяет меня Габриэль. – Двенадцать геологических систем отслеживают активность Сьерра-Негры. Кроме того, существует множество признаков возможного начала извержения, которое происходит примерно каждые пятнадцать лет. Я был здесь, когда это случилось в предпоследний раз. Мы с отцом заночевали на середине пути. Земля была теплой, как будто под ней расположены трубы центрального отопления. Он научил меня определять направление ветра и угол склона, чтобы не оказаться на пути лавы. Мы сделали несколько фотографий. Я помню вид оранжевой лавы из трещины в земле на расстоянии около фута от меня. Мои ботинки тогда прилипли к камням, потому что подошвы расплавились.

– В каком году это произошло?

– В две тысячи пятом. Я был еще подростком.

Габриэль что-то упоминал про пятнадцатилетний цикл.

– Значит, вулкану уже пора извергнуться вновь? – пугаюсь я.

– Если тебе от этого станет легче, Галапагосские острова движутся по своей тектонической плите на восток, поэтому, если извержение и произойдет, лава потечет на север, северо-запад… А значит, Сьерра-Негра больше не представляет особой опасности для живущих здесь людей.

Легче мне не становится, но, прежде чем я успеваю сказать об этом Габриэлю, мы выходим к кратеру.

Он резко выделяется на фоне окружающей его пышной растительности. Поверхность кратера диаметром около шести миль черная, но сейчас она накрыта белым туманом. Кратер выглядит пустынным и бесплодным, каким-то потусторонним. Справа виднеются океан и изумрудное высокогорье, а слева – извилистые, застывшие черные завихрения кальдеры. Такое чувство, будто стоишь на грани между жизнью и смертью.

Мы должны спуститься в кратер, пересечь его, а затем подняться к фумаролам – активной части вулкана. Выжженное чрево кратера с его расплавленными вихрями обугленной лавы напоминает мне поверхность какой-то далекой планеты. Я следую за Габриэлем, четко наступая в его следы, словно опасаясь, что одно неверное движение может низвергнуть меня к центру земли.

– Знаешь, – бросает Габриэль мне через плечо, – со дня приезда на Исабелу ты сильно изменилась.

Я гляжу на себя. Благодаря зеркалу в ванной комнате я знаю, что мои волосы выгорели на солнце. Шорты висят на бедрах, вероятно, потому, что я не ем каждый день в «Святом Амвросии», кафе на верхнем этаже «Сотбиса», много бегаю и хожу пешком, а не просто перемещаюсь между домом и работой.

Габриэль останавливается, и мы оказываемся плечом к плечу. Он замечает мою задумчивость.

– Не внешне, – поясняет он. – А здесь, – и кладет руку на сердце.

Он продолжает путь, и я шагаю с ним в ногу.

– Ты приехала сюда обыкновенной туристкой. Носилась по острову со своим чек-листом, согласно которому тебе надо было непременно сфотографировать черепаху, морского льва и олушу, а потом выложить их в Instagram.

– Не было у меня никакого чек-листа! – возмущаюсь я.

Габриэль приподнимает бровь:

– Да неужели?

Может быть, не в буквальном смысле… Разумеется, я планировала посмотреть на Исабеле определенные достопримечательности. Туристические достопримечательности, потому что какой смысл вычеркивать что-то из своего списка, если…

Вот черт! У меня ведь действительно есть список – наш с Финном чек-лист.

– Туристы приезжают сюда, чтобы, по их словам, увидеть Галапагосы, но на самом деле это не так. Они хотят увидеть то, что обозначено в путеводителях или выложено в Интернете. Настоящая Исабела большинству людей безразлична. Например, feria, на которой за пару резиновых болотных сапог можно получить свежего омара. Или лавовые камни в ветвях деревьев – это местные дорожные знаки. Или вкус выращенного твоими руками обеда. – Он смотрит на меня в упор. – Туристы всегда четко расписывают свой маршрут. Местные же просто… живут.

– Габриэль Фернандес, это был комплимент? – спрашиваю я серьезным тоном.

Он смеется.

– Это подарок на твой день рождения, – признается Габриэль.

– Ты, должно быть, повстречал немало тупых американцев, – сетую я. – Не тупых в интеллектуальном плане. А избалованных, напыщенных людей.

– Не сказал бы. Чаще всего туристы приезжают сюда и видят по-настоящему дикую природу, которую ничто не сдерживает и не ограничивает – городские кварталы или решетки, как в зоопарках. Подобный вид туристов очень… смущает. Они начинают задумываться – и этот мыслительный процесс легко читается на их лицах – о том, как бы сделать эту природу доступной для других людей, при этом ничего не меняя на Исабеле? Как сохранить уголок планеты, откуда они приехали сюда, живым? Чем помочь природе? Самое лучшее в работе гидом – посеять маленькое семечко сомнения в чьем-то сознании и знать, что, хотя ты этого никогда не увидишь, оно будет расти и принесет свои плоды.

Учитывая его презрительное отношение ко мне как к туристу в нашу первую встречу и тот факт, что он больше не работает гидом, мне интересно, что же все-таки изменилось.