Если бы ты любила мечтать...(СИ)

Всё ещё красивый. Шапка волос пушится на макушке, очередная рубашка мягко облегает широкие плечи. А руки на руле… Крепкие, с широкими запястьями. Кисти расслабленно лежат на клаксоне, длинные пальцы барабанят в такт тихой музыке. Не надо смотреть порно, чтобы задохнуться от острых игл похоти, прошивших низ живота — можно просто полюбоваться на руки Чонгука. А если вспомнить, как они тебя гладили, мяли, стискивали талию под рубашкой. С легкостью приподнимали, чтобы усадить на ширинку. Как эти руки давили на твои, заставляли проезжаться ладонями по твёрдому телу…

Воспоминания, как свежая рана, болят, не переставая. Ты вспыхиваешь, тихо бормочешь ответное «привет». Щёки полыхают бардовым, и надо их спрятать, чтобы не показать, как волнует близкое соседство Чонгука.

Отворачиваешься, прокашливаясь. Тоска стискивает жёстоким кулаком сердце. Вроде рассудительная, серьёзная — мама всегда говорила, что взрослая не по годам, поэтому с чистым сердцем отпустила в Корею, проводив словами: «У тебя голова на плечах в разы сознательней, чем у меня». Знала же ты, к чему приведёт знакомство с ЧонКуком из PTS. Знала! И всё равно приманилась, как бабочка на огонёк. На целый КОСТРИЩЕ. И теперь горишь и сгораешь ни за что. Надо было сбросить парашютом ему на макушку ту сраную шапку и забыть, что близко видела мечту миллионов женщин от двенадцати до пятидесяти лет.

— Как вчера?.. — отзывается Чонгук, не дождавшись от тебя ничего, кроме полудохлого приветствия.

Ты вскидываешь голову на колючее «вчера», обвиняюще смотришь на него. Кто же так начинает разборки? Сразу в лоб бухает, не даёт отдышаться. И Чонгук словно подслушивает твои мысли, моргает и добавляет:

— … доехала?

У самого же черти в глазах бесятся.

— Не помню… — складываешь руки на груди и мстительно добавляешь: — Вообще ничего не помню, представляешь?

— Странно, только недавно спорила о том, что вчера ничего не было.

— Поэтому и не помню, что ничего не было, — надуваешь губы ты.

Что-то типа «русская упрямая натура» доносится до тебя, Чонгук чертыхается в своё окно и опять поворачивается.

— Почему вчера убежала? — не даёт он сбить себя с темы.

Что за человек, а! А как же «вокруг, да около»? Хорошо, закатываешь ты от злости глаза, хочет прямой откровенный разговор, он его получит.

— А куда ты меня позвал? — взвиваешься, тут же позабыв, что всё «забыла».

— Я думал, у нас все взаимно!

— О чём ты? О взаимном удовольствии? Это, конечно, замечательно, но мне не интересен секс ради секса! Хоть с кем! — рявкаешь обиженно. Тема ужасная — интимная, и отвратительно такое обсуждать с парнем. Но лучше разъяснить сразу, что с тобой не проканает «дала и не паришься». Ты ещё как паришься на эту тему.

— Я не о сексе! — повышает голос Чонгук, круглит на тебя глаза.

— Так о чём?

Вы смотрите друг на друга, насупившись, под весёлую девчачью песенку. В душистом прохладном салоне автомобиля нечем дышать, обстановка быстро накаляется. Чонгук кусает губы, поняв, что разговор с лёту не получается. И ты не помогаешь его наладить, в конце концов, именно он жаждал обсудить вчерашнее, так пусть теперь пыжится.

Молча трогаешь подвеску «Golden Closet», одну из многих, гроздьями висящих под зеркалом, и невидящим взглядом упираешься в лобовое стекло. Под кожей током растекается напряжение, зудит недовольством, ещё и люди бродят рядом, тычут пальцами, рассматривают заметный автомобиль. Раздражают даже с учётом непрозрачных стёкол.

— Я, кажется, не с того начал. Поехали, знаю одно место, где на машине можно спуститься к реке, — вздыхает Чонгук и заводит двигатель. — Там спокойно поговорим…

— Как пожелаешь… — пожимаешь плечами и пристёгиваешься.

Непонятно, зачем куда-то уезжать, чтобы сказать «я хотел тебя трахнуть, но ты не дала. Давай теперь обо всём забудем», но если для этого Чонгуку нужны уединение и покой, то кто ты такая, чтобы спорить.

Машина плавно трогается, отъезжает от обочины и аккуратно вливается в поток. Парень ведёт неторопливо и уверенно, но ты в его сторону упорно не смотришь. Стараешься не смотреть. Это опасно. Управляющий машиной Чонгук — конец нервам. Поэтому с затаённым любопытством осматриваешься в салоне. Мерседес внутри больше похож на рубку небольшого космического корабля. Панель приборов подсвечивается, как пульт управления Энтерпрайз*; огромный экран там, где у машин магнитола, перетекает в широкий тоннель, который разделяет водителя и пассажира, и на нём тоже кнопки непонятного назначения. Кожа сидений пахнет новьём, деньжищами.

— Это машина Джин-хёна… — мягко уточняет Чонгук, заметив твой интерес. — Я себе никак не выберу…

— М-м-м-м… — многозначительно тянешь ты. Имя Джин ни о чём не говорит. Вроде бы тот — ещё один мембер. Но раз Чонгук его упомянул, решаешь разговор поддержать: — Красивая машина, похожа на космический шаттл. У вашего Джин-хёна хороший вкус. А почему здесь «Golden Closet»*?

Чонгук усмехается, кидает на тебя хитрый взгляд, а ты понимаешь, что сдала себя с потрохами. Человек со стороны ничего не знает о тонкостях его творчества.