Если бы ты любила мечтать...(СИ)

— Это всё Машка, она рассказывала, я не… — и не заканчиваешь, вздыхая. Надо переводить тему, пока не поздно. Поэтому брякаешь первое, что приходит в голову: — На ней ты ездил в Абаи?

Сноб на снобе и снобом погоняет, думаешь про себя, вспоминая свой путь до глухой деревни. Пока ты тряслась в автобусе, а потом висела на поручнях парома в надежде не выплюнуть в море завтрак, кое-кто, наверное, доехал туда в роскоши и комфорте. А потом понимаешь — подобные мысли тебя не красят. Это не зависть, просто очередное напоминание, что два мира никогда не сойдутся в один.

— Нет, в далёкие поездки Сокджин не даёт тачку, не доверяет, — смеётся тем временем Чонгук. — Меня туда отвёз менеджер. Хотя я бы с удовольствием добрался сам… — добавляет он, поглядывая по боковым зеркалам. Перестраивается для поворота и съезжает на узкую улочку между каких-то одноэтажных строений.

— Мне понравился паром, честно… Хотя я думала, что на нём помру… — улыбаешься и ты, вспоминая.

— Я на пароме катался, когда был маленький… Меня сняли с него рыдающим, я собирался работать вместо паромщика. Мама дала мне конфету, я выронил её изо рта и зарыдал ещё сильнее.

Ты хохочешь, когда представляешь маленького щекастого Чонгука, трущего кулачками круглые глазёнки над пыльной конфетой. Накалённая атмосфера внутри салона рассеивается, становится похожей на ту, которая всегда сопровождала ваши встречи. Непринуждённая, полная смеха и шуток, насыщенная разговорами и дружескими подначками. Если бы… Если бы! Ох уж это сослагательное «если бы». Ты вытираешь выступившие от смеха слёзы и отворачиваешься к окну.

А там уже видно реку Хан, мост над ней и почти незаметный, накатанный спуск. Странно, ты думала, что в Сеуле нет таких мест, не обработанных городскими чиновниками и службами, не заасфальтированных и без следов урбанизации. Но сейчас перед вами заросший кустами берег и высохшая грязь под колёсами. Ты успеваешь испугаться за низкую посадку мерседеса, который сейчас соберёт колдобины днищем. Но Чонгук аккуратно минует их все и останавливается почти вплотную к невысокому обрыву, ведущему к воде.

— Ты забыла свой подарок… — доносится до тебя его голос вместе с щелчком ремня безопасности.

Чонгук изгибается в пространство между сидениями и оказывается близко к тебе. Ты снова вспыхиваешь, как спичка, когда вдыхаешь его запах. Вчерашняя туалетная вода, а ещё почему-то соль, море, ветер. Мучительное чувство цветёт на сердце. Хоть плачь, хоть вой, никуда оно теперь не денется.

К тебе на колени приземляется знакомый пакет. Опускаешь голову, поигрывая его завязками.

— Прими подарок, не отказывайся. Я… хочу, чтобы он был у тебя, — говорит вполголоса Чонгук, наблюдая за твоими пальцами.

Ты боишься спросить почему. Грибочек, подписанный JK, не вяжется с сексом по пьяни, не укладывается в стройную теорию, которую успела выстроить у себя в голове. Один из многих вышвырнутых пунктов, чтобы не запутаться в эмоциях, как в трясине.

— Так и быть, ради буковок как в детском садике оставлю себе… — отвечаешь, ещё ниже опустив голову. Жалкий всхлип, нет, не рвётся предателем изнутри, но, почему-то, слышен.

— Прости меня. Мне жаль, что вчера всё так получилось. Я действительно был пьян и перестарался. Знаю, это не оправдание. Но сдержаться было трудно, — бормочет вдруг Чонгук и накрывает твои нервные пальцы ладонью.

В глазах картинка крошится пазлом. Ваши соединенные руки выглядят греховно правильно и катастрофически неверно. Ты поднимаешь на него помутневший взгляд. Айдол смотрит, не отрываясь, проводит свободной рукой по волосам — волнуется, теребит мешающуюся чёлку. Пушистые пряди фривольно возвращаются обратно. Подробности, из-за которых сосредоточиться — сложнейшая задача.

— Давай, просто забудем… — начинаешь ты, заодно пытаешься вытянуть руку из горячего плена. Но побег из хватки пресекают — пальцы переплетаются с твоими, бледными и влажными от волнения. Тебя перебивают, и голос его звучит уверенно и громко — заглушает музыку из динамиков:

— Не хочу забывать, с чего бы это! Правда в том, что ты мне… нравишься. С первой встречи, когда назвала Чонкуком и умничала о Бетховене. Ты ведь меня не узнала! Я чуть не умер от злости и восторга. А когда увидел перед концертом? Опять ты удивила и озадачила. Я потом специально пришёл с друзьями в ваше кафе и через менеджера вытряс твой номер телефона. Я бы его вытряс в любом случае, даже не стащи ты мою шапку, но судьба самым замечательным образом подкинула повод написать. Ты мне нравилась с каждой встречей всё больше и больше…

Он замолкает, выдохнув после длинной речи, полной эмоций — ты смотрела, пока он говорил, еле дышала от ужаса и точно их видела. Его лицо, смущённое, горящее, ярко их транслирующее, не могло врать. Но всё же не веришь. Невозможно. Где небрежное «давай забудем, детка»? Это какой-то сон. Сейчас себя ущипнешь и проснёшься.

— Что ты такое говоришь… — стонешь, когда щипок за ногу не возвращает тебя в комнату под бок к Машке.

Чонгук перехватывает вторую руку, царапающую кожу на колене, пробегается пальцем по костяшкам, пересчитывая.