Если честно

– Нет, ну Тамар – это нечто! Горячая штучка, ничего не скажешь! Губы мне чуть в кровь не стерла! – сказал тот, что повыше. Строго говоря, он говорил чистую правду, однако почему-то его слова вызывали во мне искреннее отвращение. В тот момент я твердо решил, что в жизни больше не стану с ним разговаривать. Вскоре ботаники ушли, а я отвез Майю в аэропорт.

На следующий день я рассказал эту дикую, пожалуй, лучшую из приключившихся со мной историю друзьям в школе, и не по разу. Я честно не пытался утаивать даже самые дурацкие моменты и не старался скрывать своей неуверенности насчет того, смогу ли я когда-нибудь еще хоть раз поцеловать хотя бы одну из этих девушек. На уроке испанского я заметил на лице Тамар все ту же чуть смущенную, тронутую румянцем улыбку, и предложил девушке встретиться вечером. Она ответила мне согласием.

Оказавшись у Тамар дома, я признался ей, что безумно хочу повторить наш опыт наедине с ней, и попросил ее показать мне, что и как нужно делать. Она отступила на шаг, сказала, что она расценивала произошедшее лишь как пьяную случайность, и попросила меня никому об этом не рассказывать.

– А-а, – сказал я. – Я не понял, что это секрет. Я весь день сегодня эту историю пересказывал.

Тамар затихла и отвела взгляд. Мне стоило, конечно, просто уйти, но вместо этого я решил поведать ей о том, как меня задело то, что один из тех ботаников назвал ее «горячей штучкой» и сказал, что, дескать, она ему чуть губы в кровь не стерла. После этих моих слов Тамар сказала, что ей нехорошо и что ей нужно срочно прилечь.

– Не нужно лгать, – сказал я ей на это. – Ты можешь честно сказать мне, что злишься.

Я по наивности ожидал от нее чего-то вроде облегченного вздоха. Однако чем больше я уверял ее в том, что от меня не нужно ничего утаивать, тем больше Тамар зажималась и тем отчаяннее повторяла, что она в порядке, не считая этого таинственного внезапного недомогания.

На следующий день на уроках она игнорировала мои записки. Майя, как ни странно, тоже перестала брать трубку.

Вечером после ужина мы с родителями сидели на кухне и обсуждали минувшее празднование бар-мицва.

– Как с друзьями, хорошо посидели? – поинтересовалась мама.

– Сначала все было хорошо, а потом стало просто хуже некуда, – ответил я. – Меня теперь все ненавидят из-за того, что мы в субботу напились в трейлере, я уговорил всех раздеться и повеселиться и в итоге, в общем, никому ничего не понравилось.

Мама с папой сели за кухонный стол, и я рассказал им всю историю целиком (к слову, рассказ родителям о моей первой подростковой оргии дался мне без каких-либо усилий). Когда я дошел до расстройства Тамар на следующий день, отец возмутился точно так же, как и я сам.

– А что ты, по ее мнению, должен был сделать? – подивился он. – Держать все в тайне? Не рассказывать ей, что о ней говорили?[42] – ободряюще кивнув мне, папа добавил: – Я считаю, что ты вел себя правильно.

Глава 4 Семейный лагерь

В 1997 году, когда мне было шестнадцать, родители усадили меня за стол и спросили, не хочу ли я поехать в семейный лагерь.

Родители с Джошем и Мириам ездили в этот лагерь уже несколько лет, а я в это время обыкновенно находился в «лагере ботаников». Мама пояснила, что этот лагерь представляет из себя некое экспериментальное сообщество, созданное одним известным семейным врачом, и что сам основатель уже десять лет как умер, но его идею подхватили последователи и ученики. Мама сама последние несколько лет училась у этих людей, и именно они изначально ее и пригласили. Она добавила, что правила этого лагеря, его атмосфера и обстановка были специально разработаны таким образом, чтобы на примере небольшого сообщества доказать, что методы скончавшегося основателя способны изменить наше общество к лучшему.

– И что, хорошие там врачи? – поинтересовался я[43].

– Мне они нравятся, – ответила мама. – Большинство из них, по крайней мере.

– Дело вовсе не в них, – подал голос отец. – В этом семейном лагере принята целая иная культура, – он взял паузу, а из его глаз потекли слезы. – Это тяжело объяснить, – глухо произнес он сквозь рыдания. – Но это единственное место из всех, что я знаю, в котором тебя не отринут за честность.

Короче говоря, меня купили с потрохами.

Итак, все семейство Левитон забралось в мамин минивэн и отбыло в шестичасовое путешествие к заливу Сан-Франциско. Мне на тот момент исполнилось семнадцать, Джошу было четырнадцать, а Мириам – десять.