Если честно

Собравшиеся стали выходить на «прием», но все заканчивали свои рассказы довольно быстро – ни один не перешел в «работу». В отличие от предыдущих лет, когда все словно спешили пролить свои слезы как можно скорее, в этот раз никто не плакал и даже не делал пауз на то, чтобы перевести дух и успокоиться. Мне подумалось, что, быть может, причиной тому было всеобщее желание поторопиться с собственными вопросами и оставить время для папы и Джо.

Когда пришла очередь отца, он сказал:

– Мужская группа всегда была моей любимой в этом лагере. На общих собраниях мне всегда приходится… очень тщательно выбирать слова. А здесь я всегда чувствовал, что могу по-настоящему дать волю своим мыслям и чувствам.

Комментарий отца на тему того, что ему приходилось выбирать слова, меня не на шутку встревожил. Я всегда полагал, что папа был склонен всегда выражать свои мысли абсолютно «в лоб». Мысли на этот счет не давали мне покоя и отвлекали от достаточно долгого «приема» папы.

– В прошлом году Джо пересказал моей жене все то, что я говорил здесь о ней. Не понимаю, чем это ее так задело, но факт есть факт – она бросила меня и ушла к Джо. Каждому понятно, что Джо в данном случае намеренно нарушил конфиденциальность этих собраний, чтобы подорвать мой брак и занять мое место, когда он распадется.

– Все было не так, – перебил Джо.

– Ты пересказывал ей наши разговоры на прошлогодних собраниях, так? – спросил папа.

– У нее было право знать, – ответил Джо. Собравшиеся недовольно зашумели, и Джо явно занервничал и спасовал. – Я не нарушал конфиденциальность! – сказал он. – Я никому ничего не рассказывал!

Окружающие в массе своей пришли в ярость, а я лишь рассмеялся – зрелище человека, неспособного от испуга отстоять свою версию событий, смешило меня донельзя.

– Ради бога, Джо, заткнись уже, а? – произнес кто-то.

Джо сложился пополам, словно его пырнули в живот чем-то острым, и взвизгнул:

– Я?! Сами вы заткнитесь!

Отец агрессивно подался вперед в своем кресле; его влажные от слез глаза налились кровью.

– Ты стоишь здесь, в единственном месте на всем гребаном белом свете, где каждый имеет право свободно высказывать свои мысли и чувства, и велишь мне заткнуться?! Ты, жалкий бесчестный забулдыга, велишь мне заткнуться?! Что ты мне сделаешь, пойдешь еще кому-нибудь наябедничаешь?!

Тут в перепалку влез другой мужчина.

– Как я могу говорить здесь свободно и от чистого сердца, зная, что кто-то потом может воспользоваться этим и украсть мою жену? – воскликнул он сквозь слезы.

Больше на том собрании мужской группы ничего примечательного не происходило.

На следующий день на общем собрании мама в ходе своей «работы» обвинила папу в том, что тот использовал мужскую группу, чтобы настроить меня и остальных мужчин в лагере против нее и Джо. Очевидно, Джо вновь пересказал ей все, что происходило на собрании мужской группы. В итоге она стала описывать все, что пошло не так в их с отцом браке.

– Он вечно вел себя так, словно мои чувства ничем не оправданы, как будто со мной можно вообще не считаться. И так все время. Он не уважал мои чувства, когда мы были еще подростками, не уважает и теперь. Я просила своих детей принять Джо в нашу семью, но меня не послушали. Я просила не говорить о нас в мужской группе, но меня не послушали. Какой мне еще прикажете сделать вывод, кроме как о том, что меня никто не берет в расчет?

На следующем собрании мужской группы обсуждали эту речь мамы. Ее слова по поводу их брака отец никак не комментировал; вместо этого он полностью сосредоточился на обвинениях Джо в том, что тот вновь нарушил конфиденциальность собраний.

Мне казалось тогда, что к следующему году страсти поутихнут. Я ошибался – родители и Джо все продолжали ссориться, а потому и в лагере разговоров только о том и было. Некоторые мужчины начали даже специально выходить на «приемы», чтобы сказать, как они устали постоянно обсуждать Джо и моего отца. Впрочем, все разговоры неизменно касались почти что исключительно папы и Джо, поскольку новых тем ни у кого не находилось, как и самого желания их обсуждать – члены группы перестали друг другу доверять.

На следующий год все продолжилось в том же ключе. Уже пятнадцатилетняя Мириам проводила «работу» на общих собраниях на тему развода родителей. Женщины стали в шутку называть мужскую группу «группой импотентов». А я сидел и пытался взять в толк, каким образом семейство Левитонов ухитрилось сломать семейный лагерь.

Сделка с дьяволом