Если честно

✓ Если столько людей вокруг живут нечестно, значит, наверняка что-то в этом есть, просто я этого не вижу и не понимаю.

Была и еще одна причина, которую я не записал, но которая сидела где-то глубоко на подкорке моего мозга: если я не стану никому открываться и никто не станет открываться мне, то я никогда по-настоящему не полюблю и не буду любим, а значит, мне не придется вновь проходить через боль расставания. Так что, надо думать, основная, истинная причина, по которой я решил забыть о честности, была не такой уж странной и редкой среди людей.

Часть третья Нечестные деньки

Глава 10 Запретные темы

Для того, чтобы избавиться от честности, требовались определенные направленные действия, больше дюжины. Я решил начать с составления списка тем, которые я более не должен был ни с кем обсуждать. Первыми в голову пришли:

✓ Неприятные истины

✓ Мои родители

✓ Ева

✓ Большинство людей

✓ Мои мнения по разным вопросам

✓ Семейный лагерь

✓ Моя личность и черты характера

Надо сказать, мне совершенно не приходило в голову, что можно просто подстраиваться под тех или иных собеседников. В моем понимании некоторые темы просто были абстрактно неприятны для большинства людей, так что я решил просто и без затей взять и полностью их табуировать. Причем я был готов к тому, чтобы пополнять этот «черный список» каждый раз, когда очередная тема испортит мне разговор с каким-то человеком.

Я придумал еще несколько десятков более узконаправленных небольших правил, и все ради одной глобальной цели: научиться понимать окружающих и подстраиваться под них. Я морально готовился учиться распознавать намеки вместо того, чтобы задавать прямые вопросы, смирять свою экспрессию, перевернуть категорический императив, начав делать для окружающих то, чего они сами хотели бы для себя.

Объявив строгий режим самоцензуры, я сообщил о нем всем знакомым. Разумеется, держать в тайне свою измену правде я не додумался. В целом, я надеялся заручиться поддержкой более сведущих в вопросах социального взаимодействия друзей и просить у них совета. О своих планах на уход в неискренность я открыто заявил на людной рождественской вечеринке в квартире одного моего товарища.

Все сидевшие за журнальным столиком от души рассмеялись.

– Я серьезно! – сказал я, активно жестикулируя. – Честность превратила мою жизнь в сущий ад!

Я продолжал говорить, но все вокруг по-прежнему смеялись; мои пальцы крепко сжали стакан с виски. Все принялись наперебой уверять меня в том, что стремиться стать лжецом – бредовая затея. В конце концов я все же сдался.

– Я всего лишь хочу попытаться стать столь же неискренним, как и вы все. После этих слов не рассмеялся уже никто из присутствовавших. Так в мой «черный список» тем вошла честность.

Собственно, буквально за неделю в него попало все, о чем я обычно разговаривал с окружающими.

Годами я отмахивался от обвинений в подмене понятий и в непонимании истинного значения многих слов. По мнению окружающих, то, что я называл честностью, было на деле грубостью, а то, что было мне известно как ложь, на самом деле являлось вежливостью. Из-за постоянно мелькавших в таких обвинениях слов «грубость» и «вежливость» я решил, что мне стоит почитать что-нибудь об этикете.

В то время этикет казался мне хитросплетением необязательных правил, составленным сильными мира сего с целью укрепления психологического контроля и своего влияния на окружающих. Некоторые из этих правил – к примеру, дико запутанные правила поведения за столом – были явно направлены на устыжение и осмеяние посторонних, с ними незнакомых. Другие предписывали воздерживаться от проявления каких-либо разногласий, называя утверждение личных границ «вызывающим поведением». Изобличение чужих проступков и недобросовестности считалось «устраиванием сцен». Назвать кого-то расистом, как выяснилось, было еще более недопустимо, нежели сказать нечто расистское. Особенно тяжко мне давалось хитрое соотношение этих правил с общепринятой моралью. Скажем, использование неправильной вилки за столом в целом не расценивалось как нечто аморальное, но вот приступить к еде, не дождавшись, пока все остальные сядут за стол – это было уже сравнимо с физическим насилием, с «пощечиной». Лично я в этих правилах, направленных на благо меньшинства за счет большинства и проповедовавших классопоклонничество и конформизм, не видел решительно ничего нравственного. В общем, к изучению этикета я приступил настроенным, мягко говоря, крайне скептически.