Если дверь без замка…

Джон бросился звонить в полицейское управление. Услышав, что мистер Чан только что уехал домой, через пять минут бостонский джентльмен уже мчался к нему в автомобиле.

Глава XIX Бостонский джентльмен в китайском квартале

Знаменитый сыщик жил в бунгало, стоявшем на возвышенности недалеко от Панчбоула. Оттуда открывался прекрасный вид на Гонолулу. Город был похож на волшебный сад, увешанный китайскими фонариками, но Джону было некогда любоваться окружающими красотами.

Служанка провела его в гостиную, обставленную так, что молодому человеку показалось, будто он по волшебству перенесся в Древний Китай. Чан тоже выглядел вовсе не так, каким Джон привык его видеть. Вместо костюма сыщик был одет в длинный восточный халат из темно-красного шелка, из-под которого виднелись широкие панталоны и туфли с войлочными подошвами. Сидя за низким столиком, он играл в шахматы с молодым китайцем, в чертах которого угадывалось явное сходство с хозяином дома.

При виде гостя мистер Чан встал и вежливо поклонился. Его партнер сделал то же самое.

– Какая честь для моего скромного дома! Пользуюсь поистине счастливым случаем, чтобы представить вам своего старшего сына, Генри Чана. Я обучал его тонкостям шахматной игры; это помогает постичь жизненную мудрость.

Худощавый юноша с раскосыми глазами того же янтарного оттенка поклонился еще раз. Джон ответил таким же вежливым поклоном.

– Ваш отец является моим другом, а с этого момента и вы тоже.

Чан изо всех сил пытался сохранить восточную невозмутимость, но тем не менее Джон ясно видел, что все эти церемонии доставляют ему громадное удовольствие.

– Я полагаю, вы принесли какие-то новости? – поинтересовался сыщик.

Улыбнувшись, Джон протянул ему телеграмму из Де-Мойна.

– Это и в самом деле важная новость! – воскликнул китаец. – Долг призывает меня! Судя по звуку, долетевшему с улицы, вы приехали на автомобиле?

Молодой человек кивнул, в который раз восхищаясь наблюдательностью и проницательностью сыщика.

– А теперь прошу извинить меня, я должен сменить костюм, чтобы выглядеть подобающим образом.

Джон принялся разглядывать комнату. Внимание его привлекла картина – птичка, сидящая на ветке яблони, несколькими линиями нарисованная на тончайшем шелке.

– Потрясающе! – вырвалось у Джона.

– Отец говорит, что, по словам древних мудрецов, картина – это песня без слов, – ответил ему Генри Чан.

Под картиной, висящей в гордом одиночестве, располагался небольшой стол с крохотными стульчиками, покрытыми красноватым лаком. По углам комнаты виднелись еще несколько столиков, на которых стояли китайские вазы и карликовые растения в расписных фарфоровых горшках. С потолка этой поистине сказочной комнаты свешивались золотистые фонарики, все свободное пространство пола было устлано ковром с причудливыми восточными узорами.

Джон уже было подумал, что вряд ли европеец сможет достичь взаимопонимания с человеком, живущим в такой обстановке, но тут в комнату вошел Чан, одетый в строгий деловой костюм. Перед Джоном снова был сыщик, а не выходец из таинственного Китая. Сев в автомобиль, они поспешили к Хэллету. Тот отдыхал у себя на веранде, уже облаченный в полосатую пижаму.

Начальник полиции был не очень доволен их визитом.

– У вас что-нибудь срочное? – спросил он, с трудом сдерживая раздражение.

– Да, – поспешно отвечал Джон. – У нас появилась информация об одном господине, его фамилия Сэлэдин. Это может оказаться очень важным…

Но реакция начальника полиции была совершенно неожиданной. Выслушав Джона, он разорвал телеграмму на мелкие кусочки.

– Этого человека не беспокоить! – резким тоном произнес он. – Я ценю ваше старание и затраченные силы, но вы должны действовать в другом направлении. Лучше займитесь поисками часов.

– Подчиняюсь вашему приказу, – ответил Чан с восточным поклоном.

Джон подвез домой сыщика, не менее огорченного, чем он сам.

– А ведь это могло сильно продвинуть расследование вперед! – сказал юноша, когда автомобиль подъехал к бунгало.

– Древние говорят, что ночь темнее всего перед рассветом, – отвечал китаец. – А у вас в Европе считается, что терпение – одна из главных добродетелей. Впрочем, вы относитесь к ней без должного уважения…

Вернувшись домой, Джон увидел у себя на столе телеграмму от Агаты Паркер. Там была всего одна короткая фраза: «Ты с ума сошел! Мое место там, где культура, – и нигде более».

Джон засмеялся. В самом деле, насколько изменилась за последнее время его жизнь и насколько изменился он сам! Усевшись в кресло на ланай и любуясь тропическим пейзажем, он размышлял, какой далекой и чуждой ему представляется теперь жизнь в Бостоне. Контора, выпуски привилегированных облигаций, чай из дорогих чашек, который пьют в салонах, куда почти не заглядывает солнце, теннис в Лонгвуде… Если он откажется от всего этого, многие сочтут это безумием. Но, может быть, именно это имела в виду тетушка, говоря, что нельзя проявлять малодушие, когда пробьет час…