– Хорошо, – соглашается он, но явно не видит в этом смысла, что выводит меня из себя.
Его большой черный грузовик припаркован перед домом. Он садится на квадроцикл твоей матери, а я, вместо того чтобы сесть у него за спиной, беру квадроцикл твоего отца.
Мы едем в гору, в сторону стрельбища. Я вижу брошенный на дороге квадроцикл Джеда и вспоминаю тот день, когда застала его здесь стреляющим из ружья. Он так терзался в тот раз, его словно привидения преследовали. Интересно, кто его сейчас преследует? Могут ли призраки преследовать после смерти? Мне опять не дает покоя вопрос, куда подевались все те женщины, что приезжали сюда.
Мы останавливаемся у щитка. Гомер достает свой телефон, включает фонарик, опускается на колени и начинает возиться с ремонтом. Я не слежу, что именно он делает, а он ничего не объясняет.
Мне хочется спросить его о Флоренс и других девушках, но я знаю, что лучше не бросаться вот так вот в омут с головой. Сначала нужно усыпить его бдительность, завоевать его доверие. И быстро.
– Каково было расти в здешних местах? – внезапно спрашиваю я.
– Было спокойно, – отвечает он, и не могу точно сказать, намекает ли он на что-то или нет.
– С вашей сестрой?
– Нет, только не с ней, – улыбается он и в радостном предвкушении достает из кармана какую-то новую мудреную штуковину.
– Как вы думаете, почему она уехала?
– Кто, Рэйчел? – Он с чем-то возится. – Думаю, она просто хотела жить по-своему. – Он подмигивает мне, и я вижу в нем его отца и такое же немного полоумное самодовольство.
– Тогда почему она так долго здесь оставалась?
Он садится.
– Могу я сказать вам правду? – Он тщательно,
Интересно, а как
– Что изменилось?
– Дело было в пасхальное воскресенье. – Он продолжает чистить и натирать инструмент до блеска. – Мы с дочками были у родителей. Морони и Тасия тоже были. И Джед. Рэйчел пилила Джеда прямо там, за столом. Мама была на седьмом небе.
– Что она говорила?
– Ну… Не помню точно. Что-то по поводу того, какой он бестолковый и бесхарактерный. У Джеда было много проблем; я реально сочувствовал этому парню.
Я вспоминаю все случаи, когда я пилила Джеда. И считаю, что он это заслужил. Но меня не удивляет, что Гомер считает иначе.
– Знаешь, Рэйчел устроила настоящую вендетту против мужчин.
– Как вы думаете, почему? – спрашиваю я, нарочно включая дурочку. Он ее брат. Он и ее отец были единственными особями мужского пола на многие мили вокруг.
– Я не собираюсь строить догадки. – Он останавливается, и я понимаю, что потеряла в нем союзника. Но мне позарез нужно усыпить его бдительность и убедить его, что мы не враги друг другу.
– Понятно, – произношу я, и это лучшая реакция, которую я могу предложить. – А дальше что произошло?
– Рэйчел безапелляционно заявила, что, когда это будет ее дом, мужчин здесь не будет. Что-то в этом роде, – говорит он, а я практически уверена, что Рэйчел могла выразиться и похлеще.
– На этом моменте мама вынесла свое завещание. Как вы понимаете, Пасха удалась.
Я наклоняюсь ближе. Краем глаза я вижу ранчо, темнеющее вдали, как миска с кровью.
– Кому по ее завещанию доставалось ранчо?
Он вытаскивает изоленту.
– Ее собакам.
От неожиданности у меня перехватывает дыхание.
– Что-о-о-о?!
– Она завещала ранчо своим собакам, а моего отца это ужасно развеселило, только и всего. Мама любит поступать подобным образом. Ей нравится играть с людьми.
Мне вспоминается слово, которое использовал Джед: «Наказывать».
– А так вообще можно делать? – Мне кажется, у твоей матери есть все шансы пережить своих собак.
– Даже если нельзя… – Он пожимает плечами. – После оглашения завещания речь перевели на другое, но нам-то стало понятно, что ловить тут нечего. Вот почему Рэйчел ушла. Она прожила здесь больше тридцати лет. У нее никогда не было собственной жизни. Она так и не обзавелась собственной семьей. По правде говоря, я думаю, она возлагала какие-то надежды на это место. Даже если бы ранчо досталось мне, она понимала, что для нее мы всегда найдем местечко, – красуясь собой и своим благородством, говорит он.