– Она обвинила меня в том, что я поместила маму в «Убежище Хеллингли» ради того, чтобы завладеть титулом графини. Она пригрозила придать это огласке, опозорить меня перед обществом, лишить титула и прав на имущество семьи Беркерри. А ещё, – добавила Шейла, непроизвольно кладя руку на свой живот, – пообещала лишить будущего наших детей.
– Вот как! – только и сказал Кемп, отошёл к окну, повернулся к жене спиной.
Шейла поняла, что он сердится. Сердится на неё. На её неразумное поведение, приведшее к таким ужасным последствиям. И поделом ей!
Кемп не то чтобы сердился, он кипел от гнева. И, чтобы не испугать своим лицом беременную жену, отошёл и отвернулся. Эта старая карга, леди Дебург, посмела угрожать
– Твоя основная задача, – произнёс Кемп, подойдя к жене и поднимая её с кресла, – беречь себя и ребёнка. Не переживай больше ни о чём. Думать и действовать буду я. А сейчас нам надо спуститься вниз в столовую и подкрепить свои силы за ужином. Всем троим! – добавил он, кладя ладонь на руку Шейлы, всё ещё лежащую на животе.
Слова мужа мгновенно успокоили Шейлу. Кемп обещал все заботы взять на себя, и у неё пока нет оснований не верить ему.
26 – в переводе – «текущий вниз»
27 – в переводе – «упрямый»
28 – в Англии XVIII-XIXвв проституция законодательно не преследовалась, а вот содержание борделей было запрещено, поэтому они рядились под массажные салоны.
29
Перед сном, как обычно, Кемп зашёл в детскую. Юджин29 уже спал. И, как всегда, скинув одеяло и подняв ножку на столбик боковой стенки кроватки, что неизменно умиляло Кемпа. Он осторожно убрал ножку сына под одеяло и поцеловал его нежную бархатистую щёчку. Малыш смешно почмокал пухленькими губами и упрямо поднял свою ножку обратно. Вот ведь, всего два года, а уже характер налицо!
Шейла кормила грудью Йену30.
Кемп полюбовался дочерью. Нежно коснулся её мягких волосиков ладонью. Так невесомо, что Йена, не обратив внимания на ласку отца, ни на миг не остановила своей сосредоточенной работы. Кемп поцеловал в волосы жену и, шёпотом пожелав ей «Спокойной ночи!», отправился в свою спальню.
А Шейлу, вдруг, пронзило ощущение счастья. Такое острое, что она впервые поняла, что значит «задохнуться от счастья». Боже мой, какая же она счастливая женщина! Невероятно, нереально счастливая! Вот же оно, счастье! Дети! Сопят себе безмятежно в две дырочки. Один в кроватке, другая у неё на руках.
Счастье – это нудный сентябрьский дождь, стучащий по крыше, когда ты сидишь в тёплой уютной комнате. А, если всё-таки замёрзнешь, стоит лишь звякнуть в колокольчик, и тебе принесут горячий английский чай с молоком, разожгут поярче огонь в камине и накроют плечи мягким шотландским пледом.
Счастье – это неспешно прогуляться в парке в апреле, когда земля уже освободилась от снега и подсохла, а деревья покрылись нежной зеленью первых листочков. Вдохнуть полной грудью свежий запах весны31 – удивительную смесь из испарений земли и прелых прошлогодних листьев, горьковатого запаха хвойных деревьев и сладковатого запаха фруктовых, когда в них усиливается сокодвижение. Посидеть в садовой беседке с книжкой, а потом, даже не заметив, как и когда книга опустилась на колени, поднять лицо к солнцу и впитывать каждой своей клеточкой его ласковое тепло.
И всё это – уверенность в завтрашнем дне, спокойствие, тепло домашнего очага, детей дал Шейле её муж, Кемп…
А ведь всего этого счастья могло и не случиться, вдруг поняла Шейла. И острая игла какого-то нереального ужаса пронзила её сердце. Ужаса от того, что вместо Кемпа кто-то другой мог купить дом в Гемпшире, и они бы вообще не встретились. Или Кемп, всё-таки, приехал, но не захотел бы взять её замуж. Что бы с ней тогда было??? Даже подумать страшно!
Кемп это и есть её счастье. Его взглядом можно согреться даже лучше, чем солнцем. Его запах пьянит сильнее, чем эль32. В кольце его рук жарче, чем зимой у камина. Кемп – это настоящая мужская забота и твёрдое мужское слово.