Если к другому уходит невеста (СИ)

До пола росла у него борода,

А в той бороде проживала Звезда.

(А. Усачев)

Каждый человек в жизни стремится достичь чего-то определённого, некой высшей цели. Чтобы получив желаемое и оглянувшись на пройденный путь с удовлетворением заметить: «Я смог! Я сделал! Я достиг!».

А что делать, если к тебе после шестидесяти лет приходит понимание, что цель была в юности поставлена ложная? Что смысл жизни он вообще в другом?

Да ты смог! Сделал. Добился. Но радости и удовлетворения нет. И не предвидится. Ибо для высокоразвитого разума обманывать себя — последнее дело…

А ты уже понял, что столько лет шёл не той дорогой, не за тем и не туда.

И теперь сидишь, как идиот, на своей кухне. Вместе с другом, родней и таким же коллегой с неверно избранной целью.

И думаешь — а делать-то что?

От тебя теперь зависит мало. Да почти что ничего.

Все что мог из важного, нужного и ценного — ты упустил.

Такие дела.

На кухне старой холостяцкой берлоги курили двое.

Луноликий, лысый и слегка шарообразный румяный «мужчина в самом расцвете сил» в стильном костюме, накрахмаленной еще недавно рубашке и шелковом шейном платке, потягивал сигару. Он задумчиво щурился на тлеющий кончик творения кустарной кубинской табачной промышленности. Изредка хмыкал и периодически разбавлял привкус дыма коньяком из хрустального бокала. Последний явно помнил времена расцвета Советского Союза.

Его визави, худощавый, высокий, но от этого сильно сутулый, лохматый, усатый и бородатый «чудаковатый гений» в затертом растянутом свитере и засаленных джинсах, смолил папиросы, прикуривая одну от другой, периодически запивая из серебряного наперстка водкой. Из закуски на столе присутствовали сырные и колбасные тарелки, соленые огурцы, сало и трюфели.

— Ну, что? Нашел?

— Да где там. Боюсь и третий год мимо.

— Что-то пошло не так. Но когда?

— Кто сейчас скажет, Лех? Дали мы маху, да что уж теперь.

Николай Николаевич Образцов тяжело вздохнул.

Все же годы берут своё. И как бы он не хорохорился перед женой, но в последнее время его серьезно стало беспокоить будущее. Нет, не его собственное, с которым давно уже все определено — даст Бог поскрипеть еще немного, чтобы увидеть долгожданных мифических правнуков.

Нет, его занимало будущее двух семей: Морозовых и Образцовых, которое, волею судеб, сейчас целиком и полностью зависело от Никиты Игоревича.

А выросла их кровиночка резкой, упёртой и своенравной.

Нет, не сам по себе внучек таким вырос, нет.

Все, конечно, внесли посильный вклад. И выходило так, что это именно они с Лешей, как старшие — виноваты. Не доглядели, упустили, прошляпили.

Почему?

Заняты были, науку двигали.

Успешно.

Здорово, теперь она шагнула далеко вперёд, а вот два рода вполне могут остаться в прошлом из-за того, что наследнику в детстве недодали тепла, ласки и семейного счастья.

Вот он в зрелом возрасте и не стремится заводить семью. Все бизнесом своим занят.

Понять его можно, однако понимание удручает.

Лопухи они с Лешей, как есть лопухи.

Возможно даже сибирские валенки.

И Лёха что-то такое чувствует. Ощущает, что все его регалии почётного академика, все изыскания и научные труды не стоят рядом с возможностью побыть счастливым прадедом, любимым дедом, к которому внук может примчать просто так, позвать на футбол или за грибами, не ожидая в ответ услышать:

— Давай в следующий раз? Как раз сейчас эксперимент у нас.

Или:

— Я вот только-только за расчёт модели сел. Погоди, Китенок.

Они с Алексеем Юрьевичем успешны в своих профессиональных устремлениях, а вот в жизни, увы, полные неудачники.

Если бы не Ева, что хоть как-то пыталась заменить Киту вечно занятую мать, подарить чувство семьи и привязанности, у них бы просто бездушный робот вырос.

Нужно честно признать: и заслуженный педагог, и почётный академик оказались абсолютными бездарями в плане семейных отношений. Ибо с собственными детьми у них тоже с воспитанием вышло своеобразно.

Да и в целом, трудно сохранять оптимизм, когда твой внук, блестящий повар и хороший управленец, просто ужасающе тупит на личном фронте.

Руки опускаются, но не время и не место.

Лешу надо подбодрить, поддержать. А погоревать можно будет и дома, на кухне у Евы.

Жена поймёт, не осудит, поддержит. У нее одной хватает сил еще надеяться на счастливый исход.

Спасибо ей за это.

Николай Николаевич печально вздохнул.

Алексей Юрьевич отозвался плотным облаком папиросного дыма.

— Ты, Коля, со своей изящной словесностью, сейчас, как арифмометр для расчетов пятой «Ангары» [1]. Чего делать-то будем?

— Не извольте волноваться, сударь, — надо держать марку, поэтому лучащийся радушием округлый щеголь выпуска середины прошлого века хитро подмигнул. — Все, что надо делается. А Китенок пока пусть в сетях повертится. Больше потом ценить подарок будет.

«Локомотив от науки» в драных джинсах пригладил бороду и тяжело вздохнул:

— Эти твои эксперименты на людях, Коля, не доведут ведь до добра. Родная кровь же страдает.

«Эксперименты на людях», эх, Леша!