Если копнуть поглубже

Так продолжалось, пока март не перетек в апрель, а апрель — в май. Приближалась премьера; оба, и Джонатан и Гриффин, понимали, что «рождается на свет окончательная версия постановки» (такую пометку Джонатан сделал 15 мая на полях режиссерского экземпляра пьесы). Усилия были потрачены не зря.

А потом возник вопрос о следующем сезоне.

Джонатан должен был ставить «Ромео» и «Тщетные усилия любви». Гриффин понимал, что может рассчитывать на роли Меркуцио и Бирона. Кому же еще их давать? Не Эдди же Блиту! Абсурд!

В июне, вскоре после того как спектакль «Много шума» был показан и оказался грандиозным хитом, Гриффин получил приглашение на ужин в «Пайнвуд».

Джейн не позвали.

И это было настолько демонстративным, что Грифф понимал бесполезность любых объяснений. Дело было явно не в забывчивости — ее проигнорировали намеренно. И это могло означать только одно.

Поэтому Грифф принял приглашение, но ничего не сказал Джейн. Как получить, что хочешь, и не уступить?

Ему предложили постель.

Он отказал.

Джонатан достаточно милостиво принял отказ, только грустно улыбнулся и неопределенно махнул рукой.

Гриффина позвали вторично.

На этот раз июнь уже близился к концу — Грифф, согласившись поужинать, посчитал необходимым объясниться.

Гриффин не вилял, не искал отговорок. Напрямик заявил, что не может лечь в постель и заниматься любовью с мужчиной. Он сожалел, даже извинялся. Воздал хвалу «гению» Джонатана, поблагодарил за все, чему научился во время репетиций «Много шума», но сказал, что не может согласиться на столь внезапное и неожиданное предложение. (Он надеялся, что слова «внезапное и неожиданное» сойдут за шутливый экспромт. Но этого не случилось, они прозвучали чем-то заранее подготовленным — как оно и было на самом деле.)

Джонатан не терял времени даром. И отреагировал, по обыкновению, молниеносно.

Он получит Гриффина, иначе Гриффин не получит ролей.

Он отправился к Роберту. И начал ненавязчиво сетовать по поводу творческих возможностей Кинкейда: Клавдио — это одно, но Бирон — совсем другое. На Клавдио у него хватало закваски, а вот Меркуцио… тут нужен совершенно иной кураж…

Его тонко рассчитанные сомнения, подобно семенам, постепенно проросли и расцвели. К середине июля оказалось, что Гриффин может рассчитывать только на второстепенные роли — вполне приемлемые, но отнюдь не те, на которые он надеялся.

Роберт сообщил об этом Гриффину после воскресного дневного представления.

Грифф был потрясен. В голове возникла единственная мысль: «За что?» Затем: «Понятно!» И наконец: «О боже!»

Он не верил, что это может случиться.

Неужели они существуют — извращенно капризные люди, которые готовы погубить карьеру других из-за своих сексуальных прихотей? Но Грифф знал, разумеется, что подобное случалось сплошь и рядом. Власть есть власть, и те, у кого она в руках, пользуются ею. Просто, как апельсин.

Неделю назад Джонатан сделал последнее предложение: Соглашайся или больше никогда не всплывешь. Он уезжал в Филадельфию — кому какое дело зачем — и, если до этого времени Гриффин не даст положительного ответа, все угрозы превратятся в реальность.

А потом Люк перерубил телефонный кабель.

И все пропало.

Джонатан улетел в Филадельфию, не дождавшись звонка от Гриффина. А когда вернулся, встретился с Робертом. Тот попытался заступиться за Гриффа, но Джонатан был непреклонен. В конце концов они согласились, что Кинкейд не совсем готов к таким ответственным ролям. И еще решили подождать месяц, прежде чем утвердить другого исполнителя. Основным претендентом в труппе был Эдвин Блит — восходящая звезда и более сговорчивый человек.

Честолюбие. Старая история.

Или, по крайней мере, один из ее аспектов.

И вот в понедельник последовало новое завуалированное приглашение в «Пайнвуд».

Гриффин ответил «да».

5

Понедельник, 13 июля 1998 г.

— Ты куда?

— Ухожу.

— Дорогой, я не ребенок. Ухожу — это не ответ. Это — увертка. Я хочу знать, куда ты идешь? — Меня пригласили поужинать.

— Ты говоришь, как герой Сомерсета Моэма. Но если вспомнить, что мир его манер давно канул в лету, то все это почти смешно. По-твоему, я должна спрашивать: «С кем ты сегодня ужинаешь, дорогой?» И делать вид, будто не знаю. Будто я одна из тех глупеньких пресыщенных жен, которые пишут в своем дневнике: «Г отправился ужинать с З». Ведь это З, я не ошиблась? Или, уж совсем по-моэмовски, — Клэр? Крутить любовь с лучшей подругой жены — очень в духе его древних историй.

— Все? Закончила?