Если любишь - солги (СИ)

Руфиус предложил другим вампирам последовать его примеру, чем вызвал лишь возмущение и обвинения в отступничестве. Сначала бывшие сподвижники подослали к нему некий смертоносный механизм, затем наёмного убийцу-оборотня. Ему Руфиус, как сказано в хрониках, перегрыз горло. А значит, прозвище Оборотень, данное ему поздними историками-фальсификаторами, всё же не лишено оснований. Сначала он расправился с заговорщиками, затем его слуги-оборотни выследили и уничтожили всех уцелевших вампиров. Руфиус остался последним и решил, что достаточно силён для завоевания мира.

Меньше, чем за год он покорил половину континента и провозгласил себя императором. Казалось, никто и ничто не может его остановить. Но магнетики сумели забыть разногласия и объединили человеческие королевства против общего врага. Тридцать лет понадобилось им, чтобы одолеть Руфиуса. Континент обескровил, обезлюдел и лёг к ногам мажисьеров, как смертельно раненый зверь. Но они не пошли по пути Руфиуса — пути диктатуры и не разделили земли между собой, став новыми удельными князьями. Именно тогда Совет Магистериума провозгласил: "Не будет императоров и королей, не будет границ, а будет только власть знания".

Эти слова приписывали Герхарду Карассису. На самом деле, утверждала Сира, в окончательный текст Манифеста Свободы их добавил никому неизвестный секретарь по имени Дариус.

От настоящей власти мажисьеры тоже отказываться не собирались. Они создали империю без императора. Территории сохранили самоуправление, но законы Магистериума стали обязательными для всех.

Для обычных людей кровососы были абсолютным злом. Родство мажисьеров с белокожими, красноглазыми и клыкастыми тварями было неочевидно, но легко подмечалось внимательным глазом. Пошли слухи, будто новые хозяева континента тайком пьют кровь, похищают детей и убивают неугодных. До сих пор сохранилось поверье, будто мажисьеры не выносят солнца. А время от времени у них рождались дети с внешними признаками кровососущих предков, причём некоторые страдали так называемой агрессивной ксеродермической порфирией, которая делала кожу больного чувствительной к солнечным лучам и вызывала охоту восполнять нехватку гемоглобина кровью высших приматов.

Дядя Герхард! Надо же. Вспомнилось, как он говорил о "блеске жизни", как постепенно терял способность здраво рассуждать, а потом сбежал от меня, чтобы принять некое лекарство. Неужели он был опасен?

Лучшим оружием против дурной молвы мажисьеры сочли забвение. Книги и свитки, в которых упоминались вампиры, были изъяты и частью уничтожены, частью спрятаны в закрытых хранилищах. Вместе с книгами об источниках и всем, что с ними связано. Отирские пастухи и бабушки в глухих деревушках висов всё ещё пугали детей сказками о кровососах, но кого в наше время науки и прогресса интересуют старые сказки?

Мажисьеры считали предками и вампиров и окудников, но истоков своих не помнили. Сколько бы видящие ни заглядывали в прошлое, по приказу, по собственной инициативе или по воле случая, приоткрыть завесу тайны так и не удалось. Иногда они погружались так глубоко, что видели окудников в пору их расцвета, но ни вампиров, ни мажисьеров рядом не было. А в следующем доступном слое времени действовали уже и те и другие. Но откуда они взялись, как появились? "Нам будто кто-то отводит глаза", — посетовала Сира.

29.2

Это было хорошее время. Моё купание в источнике мудрости отложили до синего полнолуния. Обследования и допросы почти прекратились, иногда заглядывали Евгения и Хельга — поболтать по-девичьи, как они это называли. Но не надо пить из источника мудрости, чтобы сказать: дружбы между нами быть не могло.

Почти всё время я проводила с Сирой. Мы говорили часами… О прошлом, о будущем, о том, как следовало бы устроить жизнь на континенте в случае того или иного развития событий, о судьбе оборотней. Об источнике правды и о том, что делать, если мы его всё-таки найдём.

Само купание прошло очень буднично. Вода была холодной, но не обжигающе ледяной, как в горах. Не оглушала, не вышибала дух, не сводила параличом мышцы, и я справилась быстро. Растёрлась махровым полотенцем, сделала глоток заблаговременно приготовленного крино, оделась и прошла в дом Сиры, где ждали камин, горячий чай и доктор-мажисьер, уверивший, что на этот раз простуда мне не грозит.

На следующий день Евгения и Хельга пригласили меня прогуляться. Им явно не терпелось проверить эффект от купания. Возможно, и Дитмар со своими любовными излияниями на полигоне "Арсем" преследовал такую же цель: узнать, изменил ли меня источник смелости.

Евгения завела речь о "Ночном зеркале" и перспективах, которые оно откроет для континента. Я отмалчивалась. Кажется, молчание — признак мудрости. Пусть считают, что постигнув тайны земли и неба, я пребываю в безмятежности всезнания. Но двум мажисьен требовался более внятный результат.