Если любишь - солги (СИ)

Спустя целую вечность, за которую я десять раз сошла с ума от отчаяния и страха, мысленно отвесила ему сотню пощёчин и прокляла всех мужчин на свете, Фалько вдруг подал голос:

— Думай обо мне, что хочешь, твоё право. Но сделай, как я прошу. Что бы ни случилось, что бы ты ни увидела и ни услышала, о чём бы тебя ни спрашивали — молчи, не открывай рта. От этого зависит твоя жизнь.

Он говорил прерывисто, задыхаясь, и ясно было, что задавать вопросы бессмысленно. Он затем и отложил предупреждение до последнего момента, чтобы ничего не объяснять. Не любил он объяснений. Боялся?

Я открыла глаза и заставила себя посмотреть вниз.

Земля неслась нам навстречу — равниной густой травы, по которой ветер гнал зелёные и серебряные волны. Впереди шумела осиновая рощица. Под деревьями виднелась землянка, крытая травой.

У входа в землянку сидел огромный зверь и смотрел в небо человеческим взглядом.

Глава 31. Братья

Зверь с человеческим взглядом так и остался снаружи. К нему, наверх, ушёл и Фалько после того, как накормил меня холодной овсянкой с колбасой и уложил отдыхать на грубые нары. Я решила: что бы он ни сказал, что бы ни спросил, отвечать не стану — сам так велел. Но он говорил мало, и слова его не требовали отклика.

Перед тем, как оставить меня одну, он сел на грубый табурет и стал очень равнодушно и тихо рассказывать о своих родных. О том, что отца видел всего пару раз в жизни: в питомнике семьями не живут, дети остаются с матерью до четырёх-пяти лет, под её присмотром учатся обороту, потом их забирают.

Фалько был четвёртым и последним сыном своего отца; тот погиб на задании, и матери подобрали нового "комплементарного партнёра", то есть мужчину-оборотня, от которого есть шанс получить сильное и перспективное потомство. Сначала родилась девочка, потом двое сыновей, оказавшихся заметно слабее четверых от первого комплемента. Ещё две беременности пришлось прервать, и мать Фалько спарили с бестией. Так на свет появились Ликаон, который сейчас караулил наверху — экстр среднего уровня, унаследовавший волчьи гены отца, потом Автолик, его характеристики оказались ниже стандарта, и девочка, совсем слабенькая.

В прежние времена её отправили бы на ферму, но лет тридцать назад некондиционное потомство и женщин в возрасте стали оставлять в питомнике в качестве обслуги. Ещё один способ повысить лояльность экстров. Мать Фалько пристроили воспитательницей в интернат, младшую из сестёр — горничной, в помощь механическим уборщикам на флюидах. У старшей уже трое детей.

Кондиционные женщины-экстры — прежде всего производители. К оперативной работе их привлекают, только когда они почему-то не могут рожать или им долго не находится комплементарного партнёра. Не всегда удаётся подобрать комплемента и для мужчины, тогда ему разрешают случайные спаривания в надежде на благоприятную мутацию.

Сообщив это, Фалько без всякого перехода посоветовал мне поспать, пока есть возможность, отставил в сторону табуретку — и вот уже дверь наверху хлопнула. А я осталась гадать, зачем он рассказал мне весь этот ужас. Хотел показать, что мы принадлежим к разным мирам, и в его мире нет места любви? Или что обычная женщина интересна ему не больше, чем жеребцу кошка? Он сильный, смелый, умеет летать, проникать в запертые помещения и ещё многое. А на что способна я?

К вечеру прибыли первые экстры. Их голоса доносились через крошечные не застеклённые окошки под плоской крышей. Фалько заглянул сообщить о прилёте троих братьев, но не предложил нас познакомить, и ни один из них не зашёл внутрь, а я не делала попыток подняться наружу. Честно сказать, боялась. Землянка стала моим убежищем и узилищем — чёрная, тесная, вся из неструганого дерева, пропитанная запахом земли и сырости.

Ночь я промаялась, то засыпая, то просыпаясь, слушала тишину за окнами и пыталась понять, что ждёт меня дальше.

Утром Фалько объявил, что все братья в сборе и хотят меня видеть. Посмотрел в лицо очень пристально, со значением, будто хотел что-то сказать, и вывел под ясное небо.

Под небом ждали шестеро. В человеческом обличье, все высокие, темноволосые, смуглые, только самый молодой — светлоглазый, с русыми кудрями. Другая порода, волчья. Обступили полукругом, сверля недобрыми взглядами.

А лица… мне никак не удавалось их отчётливо рассмотреть. Черты казались невнятными, расплывались, мутнели, будто мои зрачки разучились фокусироваться. Что-то с глазами? Перебежала взглядом на осины, подступающие к землянке, — нет, всё в порядке, вижу! Каждую крапинку, каждую чечевичку на бледном, зеленоватом стволе, вижу прожилки и зубчики на листках, дрожащих от лёгкого ветра. И детали одежды братьев-оборотней, все эти пуговицы, карманы, пояса, пряжки, манжеты, складки и защипы различаю отлично, только лица — нет.