Если (ЛП)

— Ох. — Являясь творческим человеком, мне было грустно за него. Потерять свое видение — это как потерять сердцебиение. Как путешественнику потерять компас. Это заставило меня задаться вопросом: вот почему он бродяжничал? Я посмотрела на него, когда он передал мне следующую тарелку. Его большие глаза были немного опущены, и от этого он выглядел и молодыми печальным в одно и то же время.

— Итак, Бёрд?

— Да?

— Я имею в виду имя. Ты сказала, что расскажешь историю, если я приду.

— Так вот почему ты здесь. Я ненавижу разочаровывать, но это не стоило визита,— сказала я с ухмылкой.

— Полагаю, что должен сам оценить. — Это так здорово, что он поддерживал разговор со мной, без того, чтобы я вытягивала каждое слово. Может, ему нужен был друг или два, чтобы помочь ему выбраться из его положения.

— Ну, когда была маленькой, я была очень худой. Просто кожа да кости. Мо колени были двумя гигантскими коленными чашечками. И у меня были очень худые ноги. Как у птички. Я любила прыгать и танцевать. Так это и прицепилось. Ноги больше не худые из-за танцев, да и мне больше не десять лет, но прозвище осталось. — Его глаза опустились на мои ноги, я уверена, непроизвольная проверка моих мышц.

— Ты танцовщица?

— Да, хотя иногда так не кажется

— И какой твой вид танца?

Я мягко рассмеялась, обычно люди спрашивают, какой стиль танцев, а не какой мой вид танцев. Но это казалось намеренно, как будто он пытался быть дерзким со мной.

— Модерн, классический балет, джаз.

Он кивнул, как будто моего ответа было достаточно.

— Как долго ты рисуешь?

— С тех пор как себя помню.

— Ты хорош в этом? — спросила я.

— А ты? — спросил он, приподняв бровь.

— Я не смог найти их! — закричал Джордан, врываясь через дверь как мой собственный вариант Крамер. — Я думаю, что одолжил их Дэмиену или Джони? Дерьмо.

Тревор и Джордан очистили стол, пока мы домывали посуду. Между употреблением алкоголя и срочностью очистки стола, я знала, что Джордан планирует для нас то, что мы называли «Танцевальная вечеринка 2000», что означает просто танцевать как придурки по моей квартире. Даже хотя почти десятилетие прошло с двухтысячного, добавлять это число к чему-либо все равно казалось новым и современным.

— Я должен уходить, — сказал Эш, когда протянул мне последнюю тарелку.

Это ощущалось так неправильно. Как я могла привести этого человека в дом, этого парня художника, и просто отпустить его, и позволить улице поглотить его, чтобы стать еще одним безликим бездомным? Я не могла ничего сделать с тысячами, мимо которых проходила каждый день, но у меня был шанс помочь ему.

— Еще слишком рано. Мы планировали еще немного потусоваться. Ты не должен уходить. Можешь переночевать здесь сегодня, если хочешь. Мы, возможно, будем бодрствовать всю ночь.

И вот я снова говорю нелепости, которые были слишком бесцеремонны и просто идиотские. Я едва знала этого парня. Но доверяла ему, что он не причинит мне боль, и мои парни здесь. Не то чтобы я была одна.

— Слушай, спасибо тебе за все это. Я оценил это. Но я не люблю стены, — сказал он. — Можно сказать, что я тоже как птичка. Мне просто нужно выбраться отсюда.

— Ты уверен?

Он сосредоточил глаза на мне, чтобы выразить свою искренность и сказать подчеркнуто:

— Ты заставила меня чувствовать себя желанным гостем, Бёрд.

— Ладно.

Я хотела спросить увижу или его снова, что, может, мы станем друзьями, но затем подумала, что это будет странно, потому что, в то время как мы были из одного и того же мира, в другом смысле мы были с совершенно разных планет. Я знала, что увижу его снова, где-нибудь на улице, когда он будет бродить со следами краски на пальцах. Как я могу возвращаться в свою уютную квартиру и есть свою еду, зная, что парень, который спас мою жизнь, был одинок? Как я могла просто принять, что у него нет дома, и что в самом-то деле означает, что он не любит стены? Было так много вопросов к нему. Он не был карикатурой нищеты, которую многие из нас создали в своих головах. Он был сложным. Я могла сказать, что у него было так много истории, чтобы поделиться, и я хотела услышать каждое слово. Но я не сказала ему ничего из этого. Я просто отпустила его.

7 глава

Бёрд

Прошло несколько недель со Дня благодарения, и я не видела Эша с тех пор. В некотором смысле это было облегчение. Проходить мимо него на улице, прежде чем я узнала его, было проще, чем сейчас, когда он спас мою жизнь, когда мы разделили трапезу, мыли посуду вместе и делились намеками о том, кем мы были. Сейчас мне было страшно. Равнодушие больше не было вариантом. И это заставляло меня думать обо всех других, когда я шла домой по 5-ой улице.

У каждого была своя история. Они все были людьми, которых вытолкнули на улицу, поэтому все остальные не должны чувствовать вину или отвращение или любое ужасное чувство, которое провоцировалось проблемами с «отбросами общества». Но именно история Эша интриговала меня. Что-то внутри говорило мне, что его история была уникальна. И именно эта история ворвалась в мою жизнь.