Если (ЛП)

Я думал, что у меня еще есть время. Мой отец всегда был таким крепким. Я все еще думал о нем, как о человеке, который возвышался надо мной. Он навсегда останется бесстрашным морским пехотинцем. Я вспомнил, как в детстве, он был похож на супергероя, надевая свою форму. Он ушел на войну и вернулся невредимым. Я думал, что мой отец никогда не умрет.

— Мама, прости меня, — прошептал я ей в макушку.

— Я просто рада снова тебя видеть. Дорогой, я знаю, как тебе было больно. Я просто хотела, чтобы мы могли помочь. Я лишь хотела, чтобы ты позволил нам.

— Никто не мог. Я сам себе злейший враг. Я очень сожалею по поводу отца, но я останусь здесь. Я сделаю это ради тебя.

— Ты мне ничего не должен. Я привела тебя в этот мир. И это я должна о тебе заботиться.

Я позволил себе горевать столько времени, сколько мне было нужно и, когда моя мама была слабой, я не оставил ей времени прийти в себя. Траур временный, но я предположил, что я разрушил ее непоправимо.

Миллер вмешался:

— Мам, мы обо всем позаботимся. Я знаю, ты с папой уже договорились обо всем с похоронным бюро. — Она кивнула.

— Почему бы нам не отправиться домой? Элла встретит нас там, чтобы мы могли быть все вместе, — сказала она.

Эш

Дом моего детства едва изменился, это касается и моей комнаты и спальни Сары. Как и сказал Миллер, мы оба умерли, оба застряли во времени. Желание выпить зашевелилось во мне. Я не употреблял ни глотка с тех пор, как встретился с Бёрд, и это было не сложно. У меня снова появилась надежда. Но столько эмоций закручивалось внутри меня сейчас, и я не мог справиться со всеми.

Моя мать приняла несколько снотворных, чтобы заставить себя немного отдохнуть. Она была в больнице два дня подряд. Миллер разговаривал по телефону внизу, Элла работала над организацией похорон. Я бродил по дому.

Это вызвало много воспоминаний. Я увидел призраков: Миллера, бегущего за нами с Сарой по коридору, и моего отца, который кричал, чтобы мы прекратили. Я увидел нас с Миллером под светящимся одеялом посреди ночи. Я увидел себя, как стучался в дверь ванной в школьное утро и орал Саре поторопиться, напоминая ей, что несмотря ни на что, она все равно будет выглядеть дерьмово. Она обоооожала это.

Я проскользнул в комнату Сары и запер за собой дверь. Комната была заполнена символами, которые доказывали ее существование: футбольные трофеи, школьные фотографии, плакаты ее любимых музыкантов и групп. Я провел много времени в музеях и теперь оказался в болезненном мемориале моей сестры.

На ее столе лежал альбом — скрапбук. Я взял его и пролистал страницы. Наброски рисунков карандашом, шнурок, билетик на концерт. Детское домашнее задание. Там было написано предложение, и она должна была его закончить.

В одном из них говорилось: «Когда я вырасту, я хочу быть…»

И своим неуклюжим почерком он ответила: «Как мой брат Эш. Он повсюду видит радуги и рисует их».

Я захлопнул альбом, сел на ее кровать и заплакал. Я не оправдал это. Я перестал видеть радугу. Я позволил ей убить мой дух, когда это было последним, чего она хотела.

Я почувствовал, что начал проваливаться в яму. Монстр депрессии может поглотить меня, если я не найду способ остановить это. Я взглянул на ее ванную, когда уродливые мысли пытались заставить меня услышать их. Я знал, что они были иррациональны. Я знал, что мне нужно позвонить своему терапевту. Мне, возможно, нужно будет пересмотреть свои лекарства: путешествие, неожиданный сильный стресс, триггеры. Но я не хотел звонить. Я лишь хотел прислушаться к уродливым мыслям.

Я знал, что уничтожу свою мать, Миллера и даже Бёрд, но падение было таким внезапным и быстрым, как будто кто-то выбил почву из-под моих ног, и не было ничего, что могло бы замедлить спуск.

Я встал и вошел в крошечную ванную Сары, роясь в поисках чего-нибудь, что остановит это свободное падение. Чтобы чувство опустошенности прошло раз и навсегда. Там ничего не было, и я был настолько растерян, что ударил зеркало, висящее передо мной, оно разлетелось на осколки.

Они смотрели на меня: осколки стекла, сотни разбитых Эшей смотрели на меня, осуждали меня, издевались надо мной.

Я засунул свою чертову руку в раковину, дотянулся до осколка и схватил его. Кровь потекла, когда я сжал свое запястье, и он врезался мне в ладонь. Мучительная боль снова заставила меня почувствовать себя настоящим. Это заставило меня кое-что понять и отвлечься от опустошающего чувства свободного падения.

Рингтон моего телефона отвлек меня от сжимания осколка. Я покачал головой, как будто пытался разрушить чары, и вытащил телефон из кармана.

Я не узнал номер.

— Эш? — ручка на двери дернулась. — Эш? — Миллер начал стучать в дверь. — Там все хорошо? Мы слышали удар.

— Привет?

— Э..эш? — голос на другой линии был пронизан слезами.

— Да?

— Это я… — Бёрд, но что-то было не так.

— Бёрд? Ты в порядке?

— Я… ты нужен мне здесь. Умо… пожалуйста. — Она была в истерике. В одно мгновение я позабыл обо всех своих страданиях, и мне захотелось, чтобы ей стало лучше.

— Успокойся Бёрд. Что случилось?