Мы прибыли раньше других танцоров, так как Джордан был ответственным. Пока он болтал с другим помощником, я пошла к станку, чтобы разогреться. Пока я молча оттачивала движения, начали подходить другие танцоры. Нервозность начала стихать. Но вдруг, словно какое-то испытание силы духа, после того как я уже разболталась и была представлена своим новым коллегам, в дверь вошло смутно знакомое лицо. Я изучала ее черты лица, пытаясь понять, кто это, когда меня осенило — она была одной из стайки танцовщиц, которые насмехались надо мной в уборной несколько недель назад. Нервозность, которая начала утихать, возродилась с новой силой, когда я пыталась бороться с этой болезненной ситуацией.
Как только я ее узнала, наши взгляды встретились, и я наблюдала, как ее ликующая улыбка превратилась в хмурое выражение, с которым она отчаянно пыталась бороться. Я сразу же начала обдумывать, как выйти из этой ситуации. Должна ли я противостоять ей и заставить чувствовать себя ужасно? Должна ли рассказать Джордану и поставить ультиматум, чтобы ее уволили? Если я расскажу Джордану о том, что она сделала, как обидела меня, то у него сразу сработает инстинкт защитника. Он подергает за ниточки и добьется ее увольнения. Но это была не я. Мысли о мести не так уж плохи, но я не из тех, кто причиняет боль. Это ужасно.
Поэтому я знала, что не буду искать мести. Но мне нужно было пару мгновений, чтобы взять себя в руки, поэтому я направилась в уборную. История повторялась, и дверь уборной открылась, когда я заканчивала со своими делами. На этот раз это не была группа хихикающих девушек, раздавались только одинокие шаги. Мне даже не нужно было проверять, кто это. Я почувствовала.
На этот раз я торжествовала. Я не была маленькой. Не хотела исчезнуть. Я вышла из кабинки, и там стояла она, притворяясь, что проверяет себя в зеркале. У меня был соблазн отметить все ее недостатки, слабая попытка сравнять счет, но я отказалась от этого желания. Она повернулась о мне, когда я встала у раковины слева от нее.
— Привет, — сказала она весело.
— Привет, — сказала я спокойно.
Мы продолжили стоять в тишине несколько секунд, но напряжение ее внутренней битвы заполнило воздух между нами.
— Я, эм... я не знаю, помнишь ли ты, но мы как-то были на совместном кастинге. Может, пару месяцев назад?
— Да, я очень хорошо это помню.
Ее плечи поникли, и она повернулась ко мне, прислонившись к стойке.
— Я, эм... боже... я переживаю об этом с того момента. Ты была в уборной, когда все говорили?
— Да, — сказала я, оставаясь бесстрастной. Я хотела, чтобы она чувствовала каждую унцию неловкости.
Она опустила взгляд. Ее мышцы лица напряглись, глаза блестели. Ее голос дрожал, когда она снова заговорила:
— Я правда сожалею об этом. Я пыталась их остановить, но... это не оправдание. — В ее взгляде плескалась нервозность.
Я кивнула.
— Я не спорила с ними, но я... я не знаю.... я думала об этом после и поняла, что должна была послать ее к черту. Я была сосредоточена на том, чтобы казаться милой среди толпы девчонок, которых едва знала. И ты намного лучше танцуешь, чем любая из них. Это несправедливо.
Я не хотела признаваться, но я понимала. Есть моменты, когда мы думаем, что должны говорить самым громким голосом в несправедливых ситуациях, и тем не менее, моменты проходят, а мы разочаровываемся в себе. Со мной тоже это случилось в той уборной.
— Я очень сильно переживаю по этому поводу. И я сказала себе, что если наши пути снова пересекутся, я извинюсь. Неважно, насколько будет неловко. Потому что это не я, я не такой человек.
Я ощущала ее дискомфорт. Ей понадобилась вся смелость, чтобы последовать за мной в уборную и столкнуться лицом к лицу с тем, что она сделала, вместо того чтобы разыгрывать непонимание.
— Как тебя зовут? — спросила я.
Она немного оживилась.
— Марли.
— Я Бёрд, — сказала я. — Какая у тебя роль?
— Я разноцветный попугай номер три в первом акте и кои-бабочка во втором, — сказала она в самоуничижительной манере.
— Я уверена, что съем тебя во втором акте, поэтому думаю, мы квиты, — сказала я невозмутимо.
Она пялилась на меня некоторое время, неуверенная, как реагировать, затем мы обе одновременно рассмеялись.
— Хотя серьезно. Спасибо за попытку. Я не видела, кто говорил, но помню, что именно сказали. И я помню то, что сказала ты. Для меня многое значит то, что ты извинилась. Хотя я не хочу жалости, со мной все в порядке. И я хочу, чтобы мы двигались дальше и забыли об этом.
Она улыбнулась и кивнула, облегченно выдохнув.
— Конечно.
— Но если ты сможешь дать мне имя и адрес той сучки, я отправлю ей мешок дерьма.
— По рукам, — сказала Марли, и мы вышли из уборной на свою первую репетицию.
***
Это происходило перед моими глазами, но я не заметила, пока не оказалось слишком поздно.
Моя жизнь изменилась в одночасье. В один день я преподавала в танцевальной школе и обслуживала столы, а на следующий день уже трудилась для крупного проекта.