Если (ЛП)

Через две недели после смерти Джордана, я отправилась навестить Тревора. Он был родом из Сан-Франциско, что означало его семья была рядом, помогая ему, но Анна теперь была также и моей ответственностью. Тревор и Анна были моей семьей.

Пока меня не было, Эш отправился к своей маме на семейную встречу. Когда он рассказал мне о своих планах, это вызвало первый проблеск радости в моей душе после смерти Джордана.

Я подъехала к их загородному дому. Моему сердцу было больно, зная, что я не услышу громкого смеха Джордана в его гостиной, и что меня не встретят у двери одним из его медвежьих объятий, который включал в себя дополнительное вращение. Я принимала свое время с Джорданом как должное. Это так легко сделать, когда думаешь, что у тебя есть все время мира с этим человеком.

Я позвонила в звонок и услышала шум за дверью, включающий в себя лай собаки и крик Анны.

— Это Боуди!

— Привет, красавица, — сказал Тревор, распахнув дверь. На его лице была улыбка, но я могла видеть и мешки под глазами от слез и недостатка сна.

— Привет, красавчик, — сказала я в ответ. Это была наша с ним шутка, поскольку Тревор действительно был чертовски великолепен.

Мы обнялись, но, в отличие от наших обычных приветствий, это объятие затянулось. А затем они превратились в крепкие объятия, когда мы оба заплакали. Тревор был окружен семьей на протяжении всех похорон, и это был первый раз, когда мы с ним были одни. Джордан почти всегда был рядом с нами, и это сделало его отсутствие более ощутимым.

Мы проплакали несколько минут, но потом, я заметила маленькую Анну, растерянно смотрящую на нас. Этой бедной маленькой девочке пришлось многое пережить.

Я вытерла слезы и опустилась на колени:

— Привет, мой маленький цветочек, — сказала я, целуя ее в лоб. Она смотрела на мои волосы, будто была загипнотизирована, и завивала их вокруг своих пальчиков. Она всегда была очарована моими волосами.

Я подарила ей поцелуй Эскимоса. Анна мягко обхватило мое лицо своими ручками. Мое лицо было просто лицом тети Бёрди, которое целовало ее, смеялось с ней, танцевало с ней. Она не видела моих шрамов.

Мы расположились на их заднем дворе, наблюдая за тем, как Анна играет в своем миниатюрном игровом комплексе.

— Эта маленькая девочка — то, что поддерживает меня сейчас, — сказал он.

Я потерла плечо Тревора. Я не считала правильным говорить ему, какую потерю чувствовала сама. Какими бы мои чувства не были, его боль должна была быть десятикратной.

— Как твои дела, Бёрд?

— Я в порядке. — Мне потребовались все мои силы, чтобы задушить узел, который поднялся с самого желудка.

— Я знаю, он хотел бы, чтобы мы были счастливы. И однажды я буду, но прямо сейчас я так сильно по нему скучаю.

— Я тоже, — сказала я.

— Ты была ему сестрой, которой у него никогда не было. Он так сильно любил тебя, Бёрд.

Слова подтолкнули узел вверх так, что я больше не могла сдержать слезы. Я чувствовала, что должна признаться Тревору. Я должна была сказать ему, что я та, кто отправил его на тот свет раньше времени.

— Тревор, я была резка с ним в последний раз, когда мы виделись. Господи, если бы я могла вернуть этот момент назад. Я бы никогда не позволила ему уйти.

— Не делай этого. Братья и сестры ссорятся. Люди, которые заботятся друг о друге, ссорятся. Дерьмо случается. Джордан попал в дерьмовый шторм. Мы не можем жить своей жизнью с этим «а что, если…». Их слишком много, черт возьми. Ты знаешь, что он должен был вернуться только на следующей неделе, но из-за работы я заставил его приехать раньше, чтобы он мог присмотреть за Анной. Я мог бы сидеть здесь весь день, спрашивая себя, почему я это сделал.

— Ты не должен поступать так с собой.

— Точно, и ты не должна.

Я провела остаток дня, смотря Netflix с Тревором, учила Анну некоторым танцевальным шагам и делала все возможное, чтобы снова научиться жить. Мы с Тревором договорились делать это чаще. На следующий день я вернулась домой.

***

Вернувшись домой из Сан-Франциско, я обнаружила Эша на кухне, неистово трудившегося над несколькими кастрюлями и сковородами.

Это был первый раз, когда я почувствовала себя нормально за какое-то время.

— Привет, — перекрикивала я звуки проигрывателя и шипение. Он подпрыгнул и развернулся. На нем был одет мой потрепанный фартук, и я взорвалась смехом.

— Замечательно. Просто посмейся над человеком, который достаточно уверен в своей мужественности, чтобы носить потрепанный передник в цветочек.

— Прости, это забавно. Хотя в этом есть что-то странно сексуальное…

Зрелость была Эшу к лицу. Конечно, ему было только двадцать шесть, но, вау, двадцать шесть ему шли. Двадцать один тоже выглядели хорошо, но двадцать шесть были похожи на Эша с посыпочкой сверху.

— Могу ли я помочь? Я не помню, чтобы ты был грандиозным поваром…

— Вот для чего люди изобрели интернет.

— Оу, это будет ужааааасно. Как все прошло у твоей мамы?

— Все было хорошо. Все еще тяжело. Все пытаются быть позитивными и чтить память отца забавными историями, но я столько всего пропустил. Я не могу не чувствовать себя мудаком.