Если можешь – прости

Побродив недолго по Денежному переулку и промерзнув до костей, Миша вдруг почувствовал, как проясняются его мысли, словно их ход был непосредственно связан с морозом и ветром. И все то чудовищное, страшное, что ему пришлось прочувствовать и пережить только что, находясь в квартире и просматривая документы, отступило куда-то в тьму, и одна ясная, как солнечный луч, мысль озарила его воспаленное воображение, превратив острые углы обиды и разочарования в стройный геометрический рисунок надежды. Таисия. Она не могла так поступить. Виолетта – тоже. Почему ему, ослепленному обидой и непониманием происходящего, не пришла в голову мысль, что и они, быть может, впервые видят эту ненавистную фамилию Берглунд! И что те убийства, что произошли в ресторане, не имеют к Виолетте никакого отношения? Ну не похожа она на девочку, с легкостью стреляющую в живых людей. Поговорить-то о том, что мы собираемся кого-то там убить, это одно, а вот реально застрелить даже и врага – это сложно. Лазарев – вот кто все подстроил. По словам Таисии, он опытный адвокат, а это подразумевает большое количество дел, знакомств, связей, причем связей, возможно, и в криминальных кругах. Иначе разве согласился бы он быть вовлеченным в этот явно преступный заговор против Иванова? Ну и что, что он знакомый Таисии? Между прочим, он являлся и постоянным клиентом Мишиного ресторана! Как же так могло случиться, что Миша на какой-то момент просто сошел с ума?! Потерял рассудок, повел себя как настоящий идиот, устроив истерику, скандал, наговорив такого, о чем сейчас даже и вспомнить стыдно? И откуда только в его лексиконе взялись эти отвратительные слова и выражения? Он словно не говорил, а плевался словами, как серной кислотой, прожигая все вокруг своей ненавистью и злостью!

И что же ему теперь делать? Куда идти? С кем быть? Ведь у него после смерти родителей ближе Таисии никого и не было. Вот сейчас он подхватит воспаление легких и умрет, и его подберут, как бродягу, поместят в больницу, уложат где-нибудь в коридоре и оставят умирать… И он умрет. Словно и не было никакого Миши Зелькина. И всей его семьи. У него и детей-то нет, поэтому и род не будет продолжен. Тоска…

Он вернулся в дом, поднялся по лестнице и присел на корточки рядом с дверью, за которой было тепло и наверняка плакала Тая. Можно себе представить, что она теперь о нем думает. Что он все то время, что они были знакомы, играл роль спокойного, интеллигентного и крайне вежливого человека, а попав в сложную ситуацию, повел себя, как настоящая истеричка, вывалив ей на голову целое ведро гадостей и обвинений. И как это произошло, он и сам не мог понять. Просто помутнение какое-то.

Он не знал, сколько прошло времени, сколько его тело провело в такой неудобной позе, ноги затекли, голова раскалывалась, а в душе было так мерзко, что хотелось выть, как вдруг он услышал тихий металлический лязг. Потом едва различимое позвякивание цепочкой, и дверь отворилась.

– Ты здесь? – услышал он голос Таи, хотел встать, но не получилось.

Она вышла на лестницу в наброшенной на плечи куртке, опустилась перед ним, заглянула ему в лицо.

– Ты как? Живой?

Голос ее звучал нежно, и Миша почувствовал, как по щекам его потекли горячие слезы.

– Тая, ты прости меня… Не знаю, что со мной… Совсем нервы ни к черту…

– Поднимайся, обопрись на меня… Господи, хоть бы ты не простыл…

В передней было темно, Тая привела его на кухню, где горела лампа.

– На, пей, это чай с коньяком.

– Ты что, знала, что я тут, рядом?

– Я наблюдала за тобой из окна, и когда ты завернул за угол, поняла, что ты войдешь в подъезд. Если бы там был кодовый замок, я сама пошла бы за тобой.

– И ты не сердишься на меня?

– Сержусь, конечно, но и понимаю тебя. Давай уже договоримся не причинять друг другу боль. Ты же понимаешь, что я не имею никакого отношения к этой еврейке. Я понятия не имею, кто она такая.

– Да бог с ней, с еврейкой, с рестораном… Если Иванова нет в живых и я уже никому как бы не интересен, мы можем просто поехать ко мне и жить, как обыкновенные люди. Найдем работу, у меня остались кое-какие связи… Да мы можем прямо сейчас отправиться ко мне.

– Сначала ты примешь ванну, ты же весь продрог!

– Скажи, ты на самом деле не сердишься на меня? Таечка… – он обнял ее, прижался к ней и вдруг ощутил себя необыкновенно счастливым и свободным. – Да черт с ним, с рестораном, перевернем эту страницу и будем жить дальше…

– Да, конечно, жизнь не закончилась, но выяснить, кто такая эта Ольга Михайловна, мы все-таки должны. И мы узнаем, вот увидишь. Но у нас еще одна проблема – у Виолетты пропали деньги. Большая сумма.

– Пропали? Когда? Я еще недавно их видел, сумку, полную евро!

Тая покачала головой:

– Вот так да… Ладно, раз уж ты все знаешь… Короче, тот, кто украл, оставил лишь относительно небольшую часть на дне сумки… Мы с Виолеттой голову сломали, кто бы это мог быть. Вроде бы все свои…

– На меня, наверное, думали…

Тая улыбнулась: