Читаем «Если нельзя, но очень хочется, то можно». Выпуск №2 полностью

– Куда ты? – крикнула ей вслед Мария.

– В саду побуду, не волнуйся!

Сбежав с порога, Анисья вошла в сад и упала ничком на траву под яблоней. «Что я ожидала услышать? – спрашивала она себя. – Я уже знала про Холокост и понимала, что если бабушка, в то время молодая женщина двадцати с чем-то лет, умерла в 41-м году, значит, её убили. Миллионы людей убили – и не только евреев, миллионы солдат на фронте.

Короткое слово – «убили». Даже привычное, так часто мы слышали его на уроках истории. Теперь мне показали – вот что стоит за этим словом. Все ужасные подробности. Пытаться понять, что чувствовала жертва – ведь она не в один миг перестаёт жить. Мучения и ужас перед этим…

Миллионы. Миллионы погибших. Каждый был личностью. У каждого была своя история жизни и история смерти. Я видела на фотографиях рвы в лагерях смерти, заполненные трупами-скелетами. Ещё недавно это были люди. Кто они, кем они были? Никто не знает. Если остались родные, никаких могил они не найдут. И у моей бабушки нет могилы. Шлангом, шлангом очистить…»

<p>Любовь Знаковская</p>

Член Союза писателей Израиля и Международного Союза писателей и журналистов.

Родом из украинского городка Олевска на Житомирщине. Получила высшее образование в Крыму, в Симферополе. Закончила историко-филологический факультет и работала в сельских и городских школах Днепропетровщины и Крыма. Стихи писала с детства, публиковаться начала со студенческих лет. Первый сборник стихов вышел в Крыму в 1970 году. Далее книги выходили в Москве, Тель-Авиве, Иерусалиме, Хайфе. Ныне Любовь Знаковская – автор 11 книг стихов, прозы, поэзии для детей.

В Израиль репатриировалась в 1997-м году. Живёт в г. Тверия, где создала литобъединение и руководит им более 15 лет. Редактирует альманах «Тивериада».

<p>Танцор на крыше, или «Майский день, именины сердца»</p>

Ну вот… Как всегда… Проверяю на ощупь худенькое вымечко портмоне и, со страхом заглянув внутрь, радостно убеждаюсь, что кое-что осталось на автобус, правда, с пенсионерской скидкой!.. Ура!.. С трудом поднимаю набитые овощами-фруктами пакеты и с сожалением покидаю весёлый, орущий, доброжелательный рынок с его недружелюбными ценами…

Наискосок пересекаю полукруглую пешеходную площадь и усаживаюсь на парапет в ожидании автобуса. Доверяюсь доброте расписания – но опять шлепок невезения: мой «шеш»[13], не дождавшись меня, умчался пять минут назад, а следующий только через полчаса!.. Можно было бы воспользоваться маршруткой, если бы не моя расточительность на рынке!.. В таких случаях я сама себя утешаю:

– Где бы я ещё так посидела?.. Когда бы я ещё так отдохнула?.. Значит, опять – ура!..

Пользуясь местной свободой нравов, кладу усталые ноги на прогретый парапет и наслаждаюсь неожиданным покоем, живою тенью густого эвкалипта, ещё не знойным майским теплом, а главное – знакомой с детства мелодией, под которую тут же заплясала моя неугомонная память.

Через дорогу, напротив, у аптеки Шварца, загораживает вход в неё микроавтобус, из окошек которого разлетаются певчими птицами зажигательные еврейские «хиты» начала прошлого века – клейзмерские мелодии еврейских местечек. Вдруг на крышу этого автобуса, на лёгкий деревянный настил на ней, легко, как белка, взлетает высокий, долговязый старик с длинными развевающимися седыми кудрями, локонами-пейсами и лунной бородой. Не теряя ни минуты, с первого же прыжка он принимается так радостно и заразительно отплясывать на импровизированном подиуме, то самозабвенно кружась, то наклоняясь вперёд, то откидываясь плечами назад, что автобус в одно мгновение обрастает смеющейся приветливой толпой, в такт мелодии пританцовывающей и прихлопывающей. Широкие рукава его серебристо-серого шёлкового халата не первой свежести свободными крыльями взлетают кверху, когда он поигрывает над головой воздетыми ладонями, а следом смачно, со вкусом хлопает, чередуя ритмически лёгкие свои прыжки. И вместе с рукавами вздуваются и снисходительно опадают небрежно перехваченные в поясе фалды и полы.

– Ай-я-яй-я-яй! Ай-я-яй-я-яй! – припевает он на всех языках понятные слова беспечной вольной радости, и обновляемая толпа прохожих, покачивая плечами и бёдрами, улыбчиво вторит ему.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Суд идет
Суд идет

Перед вами книга необычная и для автора, и для его читателей. В ней повествуется об учёных, вынужденных помимо своей воли жить и работать вдалеке от своей Родины. Молодой физик и его друг биолог изобрели электронно-биологическую систему, которая способна изменить к лучшему всю нашу жизнь. Теперь они заняты испытаниями этой системы.В книге много острых занимательных сцен, ярко показана любовь двух молодых людей. Книга читается на одном дыхании.«Суд идёт» — роман, который достойно продолжает обширное семейство книг Ивана Дроздова, изданных в серии «Русский роман».

Абрам (Синявский Терц , Андрей Донатович Синявский , Иван Владимирович Дроздов , Иван Георгиевич Лазутин , Расул Гамзатович Гамзатов

Поэзия / Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Кавказ
Кавказ

Какое доселе волшебное слово — Кавказ! Как веет от него неизгладимыми для всего русского народа воспоминаниями; как ярка мечта, вспыхивающая в душе при этом имени, мечта непобедимая ни пошлостью вседневной, ни суровым расчетом! ...... Оно требует уважения к себе, потому что сознает свою силу, боевую и культурную. Лезгинские племена, населяющие Дагестан, обладают серьезными способностями и к сельскому хозяйству, и к торговле (особенно кази-кумухцы), и к прикладным художествам; их кустарные изделия издревле славятся во всей Передней Азии. К земле они прилагают столько вдумчивого труда, сколько русскому крестьянину и не снилось .... ... Если человеку с сердцем симпатичны мусульмане-азербайджанцы, то жители Дагестана еще более вызывают сочувствие. В них много истинного благородства: мужество, верность слову, редкая прямота. Многие племена, например, считают убийство из засады позорным, и у них есть пословица, гласящая, что «врагу надо смотреть в глаза»....

Александр Дюма , Василий Львович Величко , Иван Алексеевич Бунин , Тарас Григорьевич Шевченко , Яков Аркадьевич Гордин

Поэзия / Путешествия и география / Проза / Историческая проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия
Испанский театр. Пьесы
Испанский театр. Пьесы

Поэтическая испанская драматургия «Золотого века», наряду с прозой Сервантеса и живописью Веласкеса, ознаменовала собой одну из вершин испанской национальной культуры позднего Возрождения, ценнейший вклад испанского народа в общую сокровищницу мировой культуры. Включенные в этот сборник четыре классические пьесы испанских драматургов XVII века: Лопе де Вега, Аларкона, Кальдерона и Морето – лишь незначительная часть великолепного наследства, оставленного человечеству испанским гением. История не знает другой эпохи и другого народа с таким бурным цветением драматического искусства. Необычайное богатство сюжетов, широчайшие перспективы, которые открывает испанский театр перед зрителем и читателем, мастерство интриги, бурное кипение переливающейся через край жизни – все это возбуждало восторженное удивление современников и вызывает неизменный интерес сегодня.

Агустин Морето , Лопе де Вега , Лопе Феликс Карпио де Вега , Педро Кальдерон , Педро Кальдерон де ла Барка , Хуан Руис де Аларкон , Хуан Руис де Аларкон-и-Мендоса

Драматургия / Поэзия / Зарубежная классическая проза / Стихи и поэзия