Если о нас узнают

– Ладно, хорошо, – говорю я. – Звучит неплохо, тебе так не кажется?

– Слушай, ты прекрасный писатель, но нет. Тебе так кажется лишь потому, что у тебя жуткое похмелье во время международного перелета. Знаешь, ты ведь можешь просто отдохнуть.

Если уж сам Рубен говорит мне расслабиться, то действительно стоит прислушаться. Этот парень никогда не стоит на месте, постоянно совершенствуется, хотя он и без того один из самых идеальных певцов в индустрии. Он даже перестроился с театрального воспитания на эстрадное благодаря силе воли, и вышло это у него гораздо легче, чем у меня. В этом вся суть Рубена: он, наверное, единственный человек, в способности добиваться поставленных целей которого я ничуть не сомневаюсь. До сих пор помню тот вечер, когда мы были в музыкальном лагере и сидели на берегу озера, и Рубен сказал мне, что мечтает стать суперзвездой. Уже тогда я всем своим нутром чувствовал, что это свершится.

– Отлично. – Я захлопываю блокнот. – Что ты слушаешь?

Он отводит взгляд.

– Серьезно?

– Разве существуют какие-то ограничения по прослушиванию альбома? Ты сам хоть раз его послушал, Закари?

В моем телефоне есть запись мюзикла «В этом доме», но я ее еще не слышал, несмотря на постоянные вежливые уговоры Рубена. Тот факт, что я постоянно откладываю это дело, уже стал поводом для наших шуток, но сейчас мне действительно нечем заняться. Я должен собрать всю свою волю в кулак, потому что это сделает его день. Или ночь. Понятия не имею, сколько сейчас времени.

– Я послушаю его сейчас, – отвечаю я. – Но только если ты перестанешь меня уговаривать.

– Делай что хочешь, Зак.

Я надеваю наушники и нахожу альбом. Он длится два часа и пять минут. Во что, черт возьми, я ввязался? Но пути назад уже нет, потому что Рубен просил меня послушать уже несколько раз, и я не хочу его разочаровывать. Это все равно что игнорировать щенка, который умоляет, чтобы его приласкали. У меня попросту не хватит на это сил. Да и не похоже, чтобы Рубен требовал от меня слишком многого.

Я нажимаю на воспроизведение, откидываю голову и закрываю глаза.

Я жутко измотан, но полет подошел к концу.

Впереди виднеются матовые стеклянные двери выхода. Я знаю, что сейчас произойдет, и пытаюсь собраться с силами, хотя по опыту знаю, что подготовиться к этому невозможно.

Двери открываются, и нас встречает оглушительный крик.

Снаружи толпится огромное количество новостных съемочных групп, папарацци и в основном девочек-подростков. Сейчас это стало происходить чаще, чем раньше. Здесь есть и сотрудники полиции, которые выстроились в линию рядом с охраной аэропорта, пытаясь оградить нас. Мне хочется оглядеться и посмотреть, не изменилось ли что-то вокруг – например, новые такси или что-то такое, – но толпа отвлекает мое внимание.

Люди устремляются вперед, и наши охранники смыкают ряды, обступив нас плотным кольцом. Кто-то протягивает мне руку. Я обхватываю его за запястье, и он утягивает меня в толпу. На нескольких девушках надеты футболки с моим улыбающимся лицом. Для меня это всегда будет более чем странно, в особенности из-за того, что на использованной ими фотографии я выгляжу неловко. Судя по всему, Chorus Management не ожидал такого столпотворения, иначе мы вышли бы другим путем.

Хотя нет. Они определенно знали. Им это нужно: трансляции в новостях, фанатские публикации в соцсетях. Им нужна шумиха.

– Подпиши это, Зак!

– Я люблю тебя, Джон!

– О господи, я дотронулась до Рубена!

На секунду я поднимаю взгляд и замечаю в дюйме от моего лица телефон в режиме фронтальной камеры. Я улыбаюсь и сильно стараюсь выглядеть искренним, хотя ненавижу это всеми фибрами души. Я пытаюсь это понять. Может, Chorus и использует всех этих людей, но они ни в чем не виноваты, скорее всего, провели несколько часов в палатке, чтобы нас увидеть. Самое меньшее, что я могу сделать, это улыбнуться для фотографии. Они делают несколько снимков, и перед лицом появляются еще два телефона в чехлах с изображением Saturday. Им я тоже улыбаюсь.

Не люблю так думать, но мне бы очень хотелось, чтобы все эти люди просто пришли на шоу и увидели нас там.

Здоровяк Киган ростом шесть с половиной футов идет во главе, проталкиваясь сквозь фанатов, и сопровождает нас к выходу так быстро, как только можно. Кто-то протягивает руку и касается моего плеча, после чего проводит ладонью по обнаженной шее. По позвоночнику пробегает холодок, когда поклонники вскрикивают от радости, а телохранитель делает шаг вперед, защищая мою спину. Папарацци роятся вокруг, и я слышу знакомое щелканье камер, сопровождаемое ослепительными вспышками, их крики с просьбами посмотреть в нужную сторону.

– Просто улыбнитесь!

– Посмотри сюда, Зак!

Я крепче сжимаю запястье, за которое держусь.

Этого стоило ожидать.

Скоро все закончится. Так всегда происходит.

Мы выходим на улицу, где нас ждет микроавтобус, окруженный охранниками. Толпа настолько плотная, что трудно сделать шаг. За эту двухминутную прогулку я, наверное, сделал не менее тридцати фотографий, а от оглушительных криков звенит в ушах.

– Зак, сюда!

– Я сейчас запла́чу!