Я хотел большего, но не мог ему сказать. Точно так же я не мог сказать ему, как плохо себя чувствую. Теперь он вернулся ко мне домой. Это произошло не тогда, когда я читал Священное Писание, как я читал для него так много других вещей, а когда я сидел и смотрел на его торчащий нос. Понимая, что его гроб был кораблем, и он собирался взять его в свое последнее путешествие. Тот, что спускался в темноту. Мне хотелось плакать, и я действительно плакал, но позже, наедине с собой. Я точно не хотела заниматься этим здесь, среди чужих людей.
“Да, но я хочу быть в самом конце очереди. Я хочу быть последним.”
Мой отец, благослови его Господь, не спрашивал меня почему. Он просто сжал мое плечо и встал в очередь. Я вернулся в вестибюль, чувствуя себя немного неуютно в спортивной куртке, которая стала тесной на плечах, потому что я наконец начал расти. Когда очередь дошла до середины главного прохода, и я был уверен, что больше никто к ней не присоединится, я встал позади пары парней в костюмах, которые вполголоса обсуждали—разве вы не знаете—акции Amazon.
Когда я подошел к гробу, музыка уже смолкла. Кафедра была пуста. Вирджиния Хэтлен, вероятно, улизнула на задний двор, чтобы выкурить сигарету, а преподобный сейчас будет в ризнице, снимая халат и расчесывая то, что осталось от его волос. В вестибюле было несколько человек, которые тихо переговаривались, но здесь, в церкви, были только я и Мистер Харриган, как это часто бывало днем в его большом доме на холме, с прекрасным, но не туристическим видом.
Он был одет в темно-серый костюм, который я никогда раньше не видел. Похоронный агент слегка подрумянил его, чтобы он выглядел здоровым, но здоровые люди не лежат в гробах с закрытыми глазами, и последние несколько минут дневного света освещают их мертвые лица, прежде чем они навсегда уйдут в землю. Его руки были сложены так, что я вспомнил, как они были сложены, когда я вошла в его гостиную всего несколько дней назад. Он был похож на куклу в натуральную величину, и я терпеть не мог видеть его таким. Я не хотел здесь оставаться. Мне хотелось подышать свежим воздухом. Я хотел быть со своим отцом. Мне очень хотелось домой. Но сначала мне нужно было кое-что сделать, и я должен был сделать это немедленно, потому что преподобный Муни мог вернуться из ризницы в любое время.
Я сунул руку во внутренний карман своей спортивной куртки и достал телефон Мистера Харригана. В последний раз, когда я была с ним—живой, я имею в виду, а не развалившейся на стуле или похожей на куклу в дорогой коробке, - он сказал, что рад, что я убедил его оставить телефон себе. Он сказал, что это хороший компаньон, когда он не может спать по ночам. Телефон был защищен паролем—как я уже говорил, он быстро учился, когда что—то действительно привлекало его внимание, - но я знал, что это был пароль: pirate1
. Я открыла его в своей спальне накануне похорон и отправился на Блокнот в телефоне. Я хотел оставить ему сообщение.Я хотел сказать, что люблю тебя, но это было бы неправильно. Конечно, он мне нравился, но в то же время я относился к нему с некоторым недоверием. Я тоже не думал, что он меня любит. Я не думаю, что мистер Харриган когда-либо любил кого-то, если только это не была мать, которая воспитала его после ухода отца (я провел свое исследование). В конце концов, я напечатал записку следующего содержания: работать на вас-это привилегия. Спасибо Вам за открытки и за скретч-билеты. Я буду скучать по вам.
Я приподняла лацкан его пиджака, стараясь не касаться непроницаемой поверхности груди под накрахмаленной белой рубашкой . . . но костяшки моих пальцев лишь на мгновение коснулись его, и я чувствую это до сих пор. Она была твердой, как дерево. Я сунул телефон ему во внутренний карман и отошел в сторону. Как раз вовремя, чтобы... Преподобный Муни вышел из боковой двери, поправляя галстук.
- Прощаешься, Крейг?”
“Да.”
“Хорошо. Это был правильный поступок.- Он обнял меня за плечи и повел прочь от гроба. “У тебя с ним были такие отношения, которым, я уверен, многие позавидовали бы. Почему бы тебе сейчас не выйти на улицу и не присоединиться к своему отцу? И если ты хочешь сделать мне одолжение, скажите мистеру Рафферти и другим носильщикам, что мы будем готовы принять их через несколько минут.”
В дверях ризницы появился еще один человек, сложив перед собой руки. Достаточно было взглянуть на его черный костюм и белую гвоздику, чтобы понять, что он работает в похоронном бюро. Я предположил,что это его работа-закрыть крышку гроба и убедиться, что она плотно закрыта. При виде его меня охватил смертельный ужас, и я с радостью покинул это место и вышел на солнечный свет. Я не сказала папе, что мне нужны объятия, но он, должно быть, заметил это, потому что обнял меня.