Если остаться жить

— Вот и идите туда.

Медсестра ушла, Ира открыла дверь и вошла в кабинет.

— Что вы хотите? — спросил врач, не повернувшись к Ире.

— Мне необходимо с вами поговорить, — сказала Ира, стараясь говорить как можно солиднее. — Я готова ждать сколько угодно, но меня не пускает ваша медсестра.

Врач приостановила бормашину и посмотрела на Иру.

— Подождите в коридоре, — сказала она, как Ире показалось, без особого удивления.

Снова жужжит бормашина. И Ире чудится, что жужжит она у нее в голове. И что ввинчивают ее то в Ирин висок, то в затылок.

Больные входят и выходят из кабинета, а выражение у медсестры из равнодушного делается вызывающим. На Софью Александровну никто не обращает внимания: зубы здесь болят у всех. А вот на Иру смотрят. Смотрят, опускают глаза, опять смотрят.

— Входи, — медсестра высунулась из кабинета и тут же исчезла.

Ира оглядела сидящих в коридоре и не нашла ни одного, к кому бы можно было обратиться на «ты».

Когда Ира вошла в кабинет, медсестра сделала несколько шагов и встала между врачом и Ирой.

«Пусть», — решила Ира и осталась стоять у дверей.

— Я привела к вам старушку, у которой очень болит зуб. Каждый день ей говорят, что отведут к вам и никто не ведет. Я вас только об одном прошу: посмотрите, и если вы сочтете возможным отпустить ее с такой болью, то мы уйдем.

Ира видела, что врач слушает ее с удивлением. Словно она не ждала от Иры членораздельной речи.

— Я вам охотно верю, что у вашей знакомой болит зуб, но все же без направления я не могу ее принять. Что у нее?

— Кровоизлияние в мозг.

— Вот видите. Может, ей и нельзя вовсе сейчас трогать ее зубы.

— Я только что разговаривала с нашим лечащим врачом, — настаивала Ира. — Она сказала, что ее надо обязательно повести к вам, но сейчас не с кем. И профессор в понедельник это сказал. Два месяца она ничего, кроме слова «да», не говорила. Можете себе представить, как у нее болит зуб, если она вдруг научилась говорить слово «зуб».

— Хорошо. Попросите ее, — сказала врач медсестре. — И соедините меня с нервным отделением.

- Зуб -говорит Софья Александровна и сплевывает в урну кровь. — Зуб, — сокрушенно качает она головой.

— Ну так очень же хорошо, — говорит Ира — Теперь у вас нет зуба и нечему будет болеть.

— Да, да, да, да.

— А вот Ира, — говорит Ирина мама какому-то молодому человеку, который идет с ней рядом по аллее.

— Это Петр Дмитриевич, Ира.

Ира застывает.

— Идем же. Ну что ты? Он и так уже полчаса ждет.

Ира подходит к Петру Дмитриевичу.

— Здравствуйте, — Петр Дмитриевич подает Ире руку. — Не ждали?

…Ира и Петр Дмитриевич сидят в кабинете. Раньше Ира никогда здесь не была. В кабинете стол, за которым расположился Петр Дмитриевич, и кушетка, обтянутая клеенкой. На кушетку села Ира.

Ира смотрит на Петра Дмитриевича, а Петр Дмитриевич на Иру. Оба молчат.

— Рассказывайте, — говорит Петр Дмитриевич.

Глаза у Петра Дмитриевича большие, серые. Очень красивые и немигающие.

— О чем рассказывать?

Ира не может оторваться от глаз Петра Дмитриевича и поэтому не может начать.

— Что хотите, то и рассказывайте.

Петр Дмитриевич улыбается. Улыбка у него детская. Ире вдруг ужасно хочется сказать ему об этом. «Неудобно, — решает Ира. — В другой раз». Но сказать хочется, и Ира начинает себя уговаривать: «Ведь будет же другой раз».

— Ну, — Петр Дмитриевич так пристально смотрит на Иру, что ей делается не по себе.

Ира отводит взгляд и, уставившись куда-то в угол, начинает:

— На госэкзамен нам дали десять дней. Девять дней я проплакала, а за один десятый прочитала всю литературу, которую надо было прочитать. Я помню, что, когда читала последние книги, челюсть у меня была сжата. И мне трудно было ее разжать. На экзамене, когда я вытащила билет, то ничего не могла вспомнить. И когда мне надо было уже отвечать, я сказала экзаменатору, что не могу сосредоточиться. Я попросила его задавать мне вопросы. На все его вопросы я отвечала, но как только он переставал меня спрашивать, я останавливалась, и сама ничего не могла рассказать. После этого экзамена я перестала читать. Потому что когда я начинала читать, у меня в голове делалось страшное напряжение и сжимались челюсти. Я переставала понимать, что я читаю. Напряжение в голове — это совершенно невыносимое состояние. Но я все время пробовала читать. Потому что меня рекомендовали в аспирантуру и мне надо было готовиться к экзаменам. Недели через две я смогла прочитать страницу, потом две, потом три. Так я довела до пятидесяти. Каждый раз я прерывала чтение, как только в голове появлялось напряжение. Если я не прерывала чтение и старалась себя пересилить, то на следующий день я снова ничего не могла прочесть и мне приходилось опять начинать с одной страницы. Врачи говорили, что у меня нервный срыв, переутомление и что это обязательно пройдет. Меня послали в дом отдыха. Там как-то я выпила пива, и вдруг мне стало лучше. Вот тут я и поняла, что у меня просто спазмы сосудов, тогда я стала пить сосудорасширяющие лекарства и заниматься.