Если остаться жить

Когда Петр Дмитриевич с Инной Семеновной подошли к скамейке, на которой сидел Илья Львович, тот что-то быстро и нервно писал. Увидев Петра Дмитриевича, он закрыл записную книжку, встал и по-светски, чуть наклонив голову, протянул врачу руку:

— Очень приятно.

Петр Дмитриевич сел на скамейку и поставил рядом с собой чемоданчик.

— Ничего особенно страшного у вашей дочери нет. Сильное истощение нервной системы.

— И как долго, вы думаете, это может продолжаться? — Илья Львович носил бороду. Когда он говорил, его борода подрагивала.

— Эта болезнь очень затяжная, но, думаю, месяцев через шесть она будет уже совершенно здорова.

— Доктор говорит, что опухоль и шизофрению можно начисто исключить. — Инна Семеновна, волнуясь, всегда предполагала крайности.

— Я и не сомневался. Я вообще думаю…

Илья Львович остановился и выдержал некоторую паузу.

— Вы знаете историю с аспирантурой? — Илья Львович постарался придать своему тону особый тайный смысл.

— Да, ей выхлопотали, кажется, место? — небрежно, как бы не придавая значения таким мелочам, ответил Петр Дмитриевич.

— И не кто-нибудь, академик Дубинин, а она не хочет заниматься. Инна, не перебивай меня, — Илья Львович с раздражением посмотрел на жену. — Я Иру как-нибудь тоже знаю. Когда она хотела, она занималась в институте на пятерки. Получила диплом с отличием. А в школе она просто не хотела учиться и имела двойки. Я уверен, что вся ее болезнь сейчас от того, что она не хочет идти в аспирантуру. Это мое личное мнение, но я ечитал, что врачу, который будет ее лечить (а я на это надеюсь), оно небезынтересно. Кроме того, болезнь болезнью, но нельзя путать две вещи: болезнь и эгоизм. Ира страшно избалована. И я сейчас очень боюсь за ее мать. У моей жены не очень здоровое сердце, сейчас повышенное давление, а Ира заставляет ее бегать сюда каждый день. И потом, моя жена — журналистка. Вы, вероятно, знаете, она разбирает сложнейшие дела. У нее масса подопечных. Сейчас ей надо ехать в командировку в Тамбов, но она не может. Она всецело поглощена тем, что происходит здесь. Ведь Ира ведет себя в больнице ужасно. Мне стыдно там показаться. Она, кажется, дошла чуть ли не до главного врача. Требует отменить лекарство…

— Человек со сломанной ногой может ходить? — Петр Дмитриевич своими зрачками схватил черные зрачки Ильи Львовича. — Вот так и ваша Ира ничего сейчас не может перенести. Даже этого лекарства.

В эту ночь Ира опять не спала. Сидела на кровати и раскачивалась из стороны в сторону. Ей вспоминался Петр Дмитриевич и как он сказал, чтобы она жалела себя. «Ради того, чтобы встретить такого человека, можно заболеть», — подумала Ира. И вдруг ей вспомнилось, как Петр Дмитриевич, отдавая Наталье Петровне историю болезни, что-то сказал ей по-латыни, видимо про Иру, и, переглянувшись, они оба улыбнулись.

«Это надо забыть, — решила Ира. — Иначе он не сможет меня вылечить».

На следующий день Иру повели в другой корпус к терапевту.

Губы у терапевта были, что называется, шлепающими. Когда он говорил, они что-то вычмокивали и высвистывали. Сам терапевт был громадный, как глыба.

— Уколы, милочка, как меня ни уговаривайте, я вам не отменю. Они вам очень полезны.

Ира заплакала. Лицо ее сморщилось и стало таким некрасивым, что можно было подумать, что Ира нарочно строит гримасы.

— Прекратите! — сказал терапевт. — Вы же взрослая девушка. И так распускаете себя. Если вы хотите выздороветь, держите себя в руках. Выздоровление зависит только от вас.

Услышав, что надо держать себя в руках, Ира прекратила плакать и ненавидящими глазами посмотрела на терапевта. Когда Ире говорили «держите себя в руках», ей хотелось крикнуть: «А в ногах не хотите? А то можно и в ногах».

— Что вы так зло на меня смотрите? — Губы терапевта соединились, образовав восьмерку. — Вот я вам сейчас докажу, что эти злополучные уколы прописали вы себе сами. Вы ведь биолог? Значит, должны знать, что желтое тело, так сказать, формирует женщину. А теперь смотрите: здесь, — терапевт ткнул в историю болезни в то место, где крупный размашистый почерк Натальи Петровны уступал место другому-мелкому и ровному, — эндокринолог написал, что у вас недостаточность желтого тела. А вот здесь, — терапевт перевернул две страницы, — записано: у больной сегодня день рождения. Она не пустила к себе молодого человека. Теперь вам все понятно?

Ира расхохоталась.

— Вот видите, как я вас развеселил. И болезнь сразу исчезла. Не правда ли?

— Я вас очень прошу отменить мне уколы. Вчера у меня был врач. Он не из этой больницы. Его мама пригласила для консультации. И он мне сказал, что уколы отмените вы.

Терапевт пролистал историю болезни до конца и, дойдя до записей Петра Дмитриевича, остановился.

— Хорошо. Я вам отменю прогестерон, хотя холецистит у вас не от него.

Терапевт взял ручку и начал писать.

Ире захотелось обнять терапевта и поцеловать его в шлепающие губы.

— Вы мне больше не нужны, можете идти.

Ира встала.

— Большое спасибо. — В эти слова Ира постаралась вложить всю свою благодарность.

— Хорошо, хорошо. — Нетерпение и даже раздражение прозвучало в Голосе терапевта.