Если сердце верит

Каноэ разрезало гладь озера, постепенно удаляясь от берега. Лили порадовалась, что тепло одета: ночная прохлада лишь бодрила ее, а не заставляла трястись и стучать зубами. Она с удовольствием вдыхала свежий воздух.

Джон продвигал лодку вперед мощными взмахами весла, почти бесшумно и без видимых усилий. Лили подняла голову, выдохнула облачко пара и улыбнулась. Как бы ни был хорош Бостон, там такого не увидишь. И в Олбани тоже. И даже Манхэттен, такой потрясающий в ярких переливах своих огней, не мог похвастать ничем подобным. В последние шестнадцать лет визиты Лили на родину были краткими и сугубо деловыми. Сегодня она поняла, какого счастья себя лишала.

Лили догадывалась, что Джон понимает ее состояние. Может, он просто пытается умаслить ее и убедить согласиться на публикацию? Если так, его ждет большое разочарование. В особенности если он посмеет нарушить тишину ночи своим голосом. Это было бы настоящим святотатством, свидетельством подлинной бесчувственности. И если это случится, тогда уж не останется сомнений в тайных замыслах Джона.

Но он так и не вымолвил ни слова. Если не считать его глубокого ритмичного дыхания да тихого плеска весла о воду, они плыли в полной тишине. Разбросанные по побережью домики слегка освещали воду у самой кромки. С причалов доносился то скрип лодки о швартовы, то тихое постукивание снастей о мачту. Но они с Джоном по-прежнему были одни во всей округе. Лили чувствовала себя в полной безопасности.

Они миновали уже множество мелких островков, когда Джон перестал грести. Каноэ по инерции заскользило к маленькому кусочку суши. Островок был чуть больше сорока футов в длину и, судя по неровному черному силуэту на фоне темно-синего неба, порос сосной и кустарником. Каноэ шло все медленнее. Джон, наконец, совсем остановил его с помощью весла.

Вода здесь текла мимо низко нагнувшегося кустарника и время от времени плескала о берег. Джон приблизил губы к уху Лили:

— Гнездо было вот тут. — Он указал направление, но она не видела в темноте ничего, кроме пучка травы. — Селезень еще в конце апреля нашел местечко. Его подруга прилетела к середине мая. А через месяц у них уже было одно яйцо. На следующий день — второе.

— Но как ты сумел сфотографировать их, не спугнув с гнезда? — тоже шепотом спросила Лили. Ей не пришлось поворачивать голову — Джон был совсем близко.

Осторожность и очень сильная оптика. Однажды я проторчал тут три часа, поджидая, пока один из родителей сменит другого. Надо сидеть долго и очень тихо, чтобы они приняли тебя за дерево. Та гагара, что сидит на гнезде, сначала зовет другую. Они не оставляют кладку без тепла больше чем на минуту, пока меняются местами. Это надо видеть. Птица, что сдает вахту, соскальзывает в воду — покормиться, почиститься или поспать. Гагара, что ее сменяет, неуклюже карабкается по берегу, потом переворачивает яйца, ворошит подстилку и лишь после этого устраивается сверху. И сидит. Вокруг вьется мошкара, а она сидит. Грохочет гром, сверкают молнии, а она сидит. Если рядом появляется хищник, гагара пронзительно кричит и принижет угрожающую позу, широко расставив крылья. Но все остальное время птица неподвижна, как статуя. Точнее, как словно две статуи, если отражение в воде четкое.

Лили живо представила себе эту картину.

— Они сидят двадцать девять дней. Иногда одним-двумя днями больше или меньше, — продолжал Джон. — Наконец одно из яиц проклевывается. Через сутки — остальные. Спустя несколько часов, лишь только обсохнут перья, детишки прыгают в воду. После этого они целых три года могут вообще не касаться лапами земли, пока сами не станут родителями.

— Правда?

— Угу. Девяносто девять процентов отпущенного им времени они проводят на воде.

Лили этого не знала.

— Здесь они подвижнее, — объяснил Джон. — Здесь им проще защитить себя, чем на суше.

Вдруг возле острова что-то зашевелилось. Одна птица, а за ней и другая вошли в лунную полоску. За ними плыли третья и четвертая.

У Лили захватило дух.

— Впереди — родители, сзади — дети, — еще тише, чем прежде, прокомментировал Джон.

Не спуская глаз с птиц, Лили повернула голову ровно настолько, чтобы он расслышал ее шепот:

— Дети почти такие же большие, как родители.

— Они быстро растут.

— А летать умеют?

— Еще нет. Дай им месяцок. Родители улетают первыми. Они уже готовятся — перья начали менять. Перед осенним перелетом бывает частичная линька, а весной — полная. Когда это происходит, обычно в марте, они вообще не могут подняться в воздух. А потом появляется брачное оперение. Блестящее, которое они как раз сейчас сбрасывают. Ко времени отлета они буду, выглядеть почти так же, как их дети.

Гагары проплывали вдоль острова, то входя в лунные полосы, то выходя из них.

— Но если они улетают первыми, то кто же ставит на крыло птенцов? — спросила Лили.

— Великий Дух Озера, — пошутил Джон. — Не стоит беспокоиться. Так повторяется уже больше двадцати миллионов лет.

— Не может быть! — изумилась Лили.

— Может.

— Но люди живут здесь меньше четверти этого срока.