Если случится чудо

ПРИМЕЧАНИЕ ОТ ГЛЕНА (МЕРТВОГО ОТЦА РОРИ)

Я накосячил.

Конечно, это обобщенное заявление, потому что такое случалось часто в прямом и переносном смысле. Я не могу припомнить, когда именно спустил все в сортир. Может, когда в одиннадцать лет впервые попробовал алкоголь. Дядя Пэдди оставил бутылку на кухне, а мои родители, которые всю ночь ругались, дрыхли без задних ног. Имело смысл попробовать то, благодаря чему взрослые в моей семье терпели друг друга и улыбались.

С тех пор я подсел.

Или, возможно, это случилось, когда я обрюхатил Элейн, мать Кэтлин. Все это было очень весело, пока у меня не родился человек, о котором нужно было заботиться, а я не знал как, потому что мои родители планировали, что мы вырастем как-нибудь сами. У меня было несколько братьев, шесть или семь, не помню. Но я был самым младшим. Когда я родился, родителям было за сорок, и они не выказывали ко мне ни малейшего интереса.

Может, это произошло, когда я сбежал от Элейн и Кэтлин, заперся в старом родительском доме и написал «Колокольчики Белль». Ни дня не прошло, чтобы меня не спросили об этой песне: на улице, в письме, фанат по электронной почте или настырный радиоведущий, который вспоминал, что я жив, и где-то в ноябре звонил ради короткого интервью.

Жаль, я не могу сказать, что песня про Элейн.

Или о девушке до нее.

Или о девушке до нее.

Жаль, я не могу сказать, что песня про Кэтлин.

Но правда в том, что эта чудесная песня о любви, разбитом сердце, зависимости, тоске и всем, что заставляет людские сердца биться… об алкоголе.

О крепком напитке, который все стирает напрочь.

Вот почему до самого моего последнего дня люди строили догадки, о чем эта песня.

А вот Рори и Дебби, вместе взятые, – совсем другая история. Думаю, в Париже я действительно влюбился в Дебби. Когда она рассказала о беременности, мне моментально подумалось, что стоит предложить ей переехать со мной в Ирландию. Так я и поступил.

Дебби попыталась жить самостоятельно в Америке, но, поняв, что это труднее, чем она думала, наконец приняла мое предложение. К тому времени я был уже не артистом под хмельком, а конченым пьяницей. Большая разница.

Я мог бы сказать, что не переехал в Америку, потому что не мог оставить дочь, а потом и сына. Но и отличного папаши из меня все равно не вышло. Я был в депрессии и полном раздрае, но винить мог только себя.

Я потерял надежду в тот день, когда ранил Рори. Сложно объяснить и найти оправдание отсутствующему папаше, но отпустить грехи тому, кто чуть не изувечил собственного ребенка, невозможно.

Из тюрьмы я вышел в худшем состоянии, чем когда там очутился, с одной-единственной разницей: я перестал пытаться связаться с Дебби, чтобы увидеться с Рори, и начал вкладывать силы в то, что у меня осталось.

Кэтлин знала, что я ужасный, жестокий алкаш, но с ней я старался изо всех сил.

С Мэлом тоже. Сердце разбивалось оттого, что моя дочь сохнет по парню, который ждал большого бума. Она всего лишь временная звезда в его вселенной. Я знал, что это никогда не изменится.

Знал, потому что и ее мать была временной звездой. А Дебби – нет.

Но быть мертвым стократ лучше, чем быть пьяным дураком, снедаемым чувством вины. Если вам интересно, как там, на той стороне, то скажу, что не так уж и плохо. Погода хорошая круглый год, хотя вы этого не почувствуете. У меня нет тела, так что это немного грустно. Ни у кого нет. Я не парю над облаками, но и не лежу под землей. Здесь нет ни рая, ни ада. Я везде. В воздухе и в древесной коре. На крыльях бабочки, в коровьем дерьме и между трещинками в полу. Я на вершине небоскребов в Пекине и на одуванчиках в небольшом городке Небраски.

Мертвым вы не всегда чувствуете душу других мертвых людей. Только если хорошо их знали и они рядом с вами.

В эту секунду я чувствую Кэтлин. Она стоит рядом, спрашивает, стоит ли нам пойти на это. Не словами. Это не проговаривается вслух, как и значение поистине хороших песен.

Мы с Кэт постоянно делаем то, что нельзя. Запрещающей инструкции нет, а если и есть, то нам ее не давали, когда мы оказались по другую сторону.

Я отключил свет в пабе, чтобы Мэл и Рори поняли намек.

Пустил снег.

Вырубил электричество.

Сделал все возможное, подавая Рори знак, что Мэл – тот самый, что он совсем на меня не похож.

Что он ее не подведет, он будет любить ее вечно.

Но я никогда не освещал целую улицу, особенно такую оживленную, как Друри.

– Думаешь, справимся? – беззвучно спрашиваю я Кэтлин.

Я прячусь между кирпичами здания на Друри-стрит, а она – наверху автобусной остановки. Я чувствую, как дочь кивает.

– Дадим им повод для паники.