Если случится чудо

Он усаживается к изголовью и послушно глотает таблетки, не удосужившись запить их водой. Я упоминала, что он зеленый? Да. Потому что так и есть. А еще его всего трясет. А я, девушка, которой всегда холодно, виновата в том, что он стал сосулькой. Когда я, босая и легко одетая, убежала посреди ночи, Мэл отдал мне свою куртку под проливным дождем. Он спал ради меня в гостиной, ничем не укрывшись от холода.

– Нужно везти тебя в больницу.

– В такую-то бурю? Вряд ли, Рори. Да и все равно там наверняка переполнено. В Рождество активизировались все пьяницы, а зима завершила начатое.

– Зачем ты вообще ушел? – сердито говорю я, пытаясь подавить гнев. – Что за тупой придурок просыпается утром больной как псина и решает разгуливать под дождем?

В моей речи проскальзывает тон плохого полицейского из Нью-Джерси, и я начинаю огрызаться. Я заправляю края одеяла под матрас, снова загоняя его в кровать.

Мэл не отвечает, просто закрывает глаза. Его грудная клетка едва двигается. Я встаю и иду в спальню Ричардса за еще одним пледом.

Когда я возвращаюсь, Мэл выглядит мертвенно-бледным.

Я подношу палец к его ноздрям. Еще дышит, но слабо. Кожа покрыта испариной. Все мое тело застывает.

Живи. Я не могу потерять и тебя.

– Да пошел ты. – Чувствую, как глаза наполняются слезами, и начинаю раздеваться.

Мэлу нужно тепло человеческого тела. Ему нужно тепло тела, и впервые за долгое время мне действительно не холодно. Кровь кипит от ярости из-за того, как он с собой обошелся. И как я обошлась с ним. Я роняю свою одежду у кровати, оставшись в одних белых хлопковых трусиках, и ложусь рядом. День сегодня выдался такой суматошный, что я так и не надела лифчик и не почистила зубы.

Думаю, Мэл уже вырубился и даже не осознает, что я переворачиваю его на бок и закидываю на него руку и ногу. Чувствую, как глухо и еле-еле бьется его сердце рядом с моим, пытаясь держаться на равных с остальными органами. По моим щекам стекают жгучие слезы.

Все летит в тартарары. Саммер оказалась права. Я лежу с ним в постели голая, но совсем по другой причине. Я не позволю Мэлу умереть во имя моей верности Кэлламу. Ричардс в бегах, мой парень в другой стране, Мэл – вдовец (и, возможно, психически болен). И представьте себе! Он сохранил салфетку, и меня преследует огромная тайна, но я не могу выпутаться из этого облака лжи и обмана, которое неотступно следует за каждым моим шагом в Ирландии.

Я растираю его мускулистые руки: вверх-вниз, вверх-вниз. Прижимаю лоб к его губам, чтобы проверить дыхание и температуру. Пульс медленный, дыхание прерывистое. Задумываюсь, не взять ли его телефон, чтобы кому-нибудь позвонить.

Я пою ему колыбельную, которую мне пела в детстве мама, когда укладывала спать. Честно. Это самое чудесное, что она для меня делала. Песня всегда успокаивала и убаюкивала.

– О, дуют ветры над океаном, и деревьями, и морями, и вечно неусыпной пташкой.

Мэл стонет с закрытыми глазами. Подает признак жизни.

– Рори?

– Да? – с надеждой спрашиваю я.

– Дорогая, ты ужасно поешь. Пожалуйста, замолчи.

Он снова вырубается, а я лежу, обвивая его своим телом и чувствуя каждой клеточкой, и трясусь от смеха.

– Ну и заноза же ты, Доэрти, – бурчу ему в грудь.

По его гладкой смуглой коже пробегают мурашки, и я улыбаюсь. Вряд ли он меня слышит, но я знаю, что так, мурашками, он реагирует на мою фразу.

– Какой же ты упертый, – вздыхаю я и, сказав это, понимаю, что в меня действительно кое-что упирается.

Одна моя нога закинута на его ногу, а его пенис прижимается к моей промежности. Даже через его трусы чувствую, что он горячий, бархатистый и набухший. Меня пробивает дрожь, и я закрываю глаза, ощущая приятное возбуждение. Открываю глаза и снова смотрю на него. Но он не притворяется. Мэл спит мертвецким сном.

И теплеет. Благодаря мне, Снежной королеве.

– Конечно же, ты возбуждаешься, когда я говорю такое. У тебя всегда было странное чувство юмора, – запоздало замечаю я.

Мэл тихонько похрапывает, обмякшим от сна телом накреняясь назад, но я еще не готова его отпускать. Обхватив парня посильнее, прижимаюсь к нему бедром.

– Мэл, пожалуйста, поправляйся. Пожалуйста-пожалуйста, и тогда я смогу петь тебе колыбельные, которые ты ненавидишь, читать твои песни, отчитать тебя за салфетку и закидать миллионом вопросов.

Не понимаю, зачем я это говорю. Ясно как божий день, что Мэл не ответит. Каким-то образом мне удается задремать в его объятиях. Я слишком устала, чтобы сейчас идти за едой, которую оставила на кухне.

Просыпаюсь через пару часов. Небо устлано низкими черными облаками, но ночь еще не наступила. Я смотрю на лицо Мэла. Кажется, он мирно спит, лицо снова обрело краски. Плюс в том, что он очень-очень горячий и потный. Мэл поборол лихорадку, его волосы прилипли ко лбу и шее.