Если спросишь, где я: Рассказы

— Если ты меня любишь, — сказала, — сделай это ради меня. Если нет, то ладно. Но учти: если твой друг, — не важно какой, — приехал бы к тебе в гости, я бы сделала все, чтоб он чувствовал себя как дома, — она вытерла руки кухонным полотенцем.

— У меня нет слепых друзей, — сказал я.

— У тебя никаких друзей нет, — уточнила моя жена. — Все, хватит. И, кроме того, черт возьми, у него жена только что умерла! Ты в состоянии это понять? Человек только что потерял жену!

Я не ответил. Она не сильно распространялась о жене этого слепого. Сказала только, что ее зовут Бьюла. Бьюла! Такое имя может носить только чернокожая.

— Его жена была черной? — спросил я.

— Ты что, дурак? — сказала моя жена. — У тебя крыша совсем поехала? — Она взяла картофелину. Потом швырнула ее на пол — подпрыгнув, картофелина закатилась под плиту. — Что с тобой такое? Перепил, что ли?

— Я же просто спрашиваю.

Сразу после этой моей фразы она начала описывать мне все с такими подробностями, которые меня и вовсе не волновали. Я налил себе выпить, сел за стол и слушал. Части истории потихоньку выстраивались во что-то внятное.

Бьюла начала работать на слепого через год после того, как уволилась моя жена. Очень скоро Бьюла и слепой уже венчались в церкви. На свадьбе было немного народу — да и кто захочет пойти на такую свадьбу? — только они вдвоем и еще священник с женой. Но как бы там ни было, венчались они в церкви. Он сказал, что так захотела Бьюла. Наверное, уже тогда у Бьюлы миндальные железы были поражены раком. После восьми неразлучных лет — жена так и сказала, «неразлучных лет», — здоровье Бьюлы начало резко ухудшаться. Она умерла в больничной палате, там, в Сиэтле, а слепой сидел у ее кровати и держал ее за руку. Они поженились, жили и работали вместе, спали вместе — наверняка и сексом занимались, — а потом слепому пришлось ее хоронить. И ведь он даже не знал, как она выглядела! Это было выше моего понимания. Когда моя жена мне все это рассказала, мне его даже стало немного жаль. А потом я поймал себя на мысли: какая, наверное, горькая жизнь была у этой женщины! Представьте, каково это — даже не знать, какой тебя видит твой возлюбленный. Женщина, которая ни разу за всю супружескую жизнь не слышала от своего мужа ни одного комплимента. Женщина, чей супруг не мог понять выражения ее лица, страдание на нем или радость. Она могла краситься, а могла и не краситься — ему-то какая разница? Могла бы, если бы захотела, накрасить зелеными тенями один глаз, вставить в ноздрю сережку, носить желтые брюки с фиолетовыми кедами — разницы никакой. А потом просто взять и умереть, слепой держит ее за руку, из его невидящих глаз ручьем текут слезы, — я себе это хорошо представляю. Ее последняя мысль, наверное, была такой: а ведь он даже не знал, как я выглядела, — и, после этого, прямиком в гроб. Все, что у Роберта осталось — это небольшая страховка и половинка мексиканской монетки в двадцать песо. Вторую половинку он положил ей в гроб. Очень трогательно.

И вот, в назначенный час, моя жена пошла встречать его на станцию. Мне оставалось только сидеть и ждать — естественно, из-за этого злился на слепого, — я сидел со стаканом перед телевизором, когда их услышал, ну, как подкатила машина. Я встал с дивана и подошел к окну, чтобы оценить обстановку.

Я увидел, что моя жена, хохоча, паркуется. Вот она вышла из машины, захлопнула дверь, а сама все улыбается. Просто невероятно. Вот, обогнув машину, подошла с другой стороны, слепой уже сам начал выбираться. Нет, вы только представьте, у него большая окладистая борода! Слепой, да еще с бородой! По-моему, это перебор. Слепой полез на заднее сиденье и вытащил чемодан. Жена взяла его под руку, заперла машину и, не умолкая ни на минуту, повела его к крыльцу. Я выключил телевизор. Допил пиво, сполоснул стакан и вытер руки. Потом подошел к входной двери.

— Познакомься, это Роберт, — сказала жена. — Роберт, это мой муж. Я тебе о нем много рассказывала.

Она просто вся сияла, вцепившись в рукав его куртки.

Слепой поставил чемодан и протянул руку.

Я протянул ему свою. Он крепко ее стиснул, подержал немножко, прежде чем отпустить.

— У меня такое чувство, что мы с вами уже знакомы, — пробасил он.

— Аналогично, — ответил я. А что еще можно было ответить? Потом добавил:

— Добро пожаловать, много о вас слышал.

Мы двинулись с крыльца в гостиную, жена вела его под руку. В другой руке слепой держал чемодан. А моя жена не унималась и то и дело твердила:

— Так, Роберт, здесь налево. Правильно. Аккуратней, Роберт, здесь стул стоит. Вот так. Пожалуйста, садись. Здесь диван. Мы его купили всего пару недель назад.

Я начал было рассказывать про старый диван, он мне очень нравился, но так ничего, собственно, и не сказал. Потом я собирался сказать что-то еще, — так, ничего особенного, о том, какие виды на Гудзон открываются из окон поезда. О том, что когда едешь в Нью-Йорк, стоит покупать билет на места с правой стороны вагона, а когда возвращаешься, то, естественно, с левой.

— Хорошо доехали? — в итоге спросил я. — С какой стороны вы сидели, справа или слева?