Если спросишь, где я

Всю дорогу пили шампанское. Когда подъехали к ме­сту, мы оба были уже хорошие. Она хотела меня вы­грузить, развернуться и уехать обратно: у нее дома масса дел, — завтра ей на работу. Она секретарша, и фирма у нее приличная, продают какую-то электро­нику. И потом, ее ждет сын. Наглый, скажу я вам, мо­локосос. Я-то хотел, чтобы она сняла номер в гости­нице, переночевала и поехала обратно утром. Я так и не знаю, снимала она комнату или нет. С того дня, как она поднялась со мной по ступенькам в кабинет Фрэнка Мартина и сказала ему с порога: «А вот и мы», от нее никаких вестей.

Но я не обижаюсь. Она и представить себе не мог­ла, на что себя обрекала, согласившись, чтобы я жил у нее — ну, после того, как моя жена меня выставила. Наоборот, мне ее жаль. И дело вот в чем: накануне Рожества она получила результат теста на рак шей­ки матки, и прогнозы оказались неутешительные. Ей нужно было идти на прием к врачу, причем сразу после праздников. В общем, было от чего запить. Помню, купили мы тогда выпивку, еду и пили не­сколько дней подряд, до самого Рождества. Нам да­же Рождество пришлось идти отмечать в ресторан, поскольку ей было не до кухни. Вместе с ее наглым молокососом мы, помню, открыли рождественские подарки и потом втроем отправились в ближайшую закусочную, где готовят стейки. Есть мне не хоте­лось, я взял себе немного супу и горячую булочку. С супом хорошо пошла бутылка вина — моя подруга то­же выпила. Потом, уже дома, мы переключились на «Кровавую Мери», и следующие два дня я ничего не ел, кроме соленых орешков. Ну и, конечно, пил: я выпил, наверно, ведро бурбона. Куда дальше? Я ей и сказал тогда: «Милочка, пакую вещи, еду назад к Фрэнку Мартину».

Она стала объяснять сыну, что ей придется уехать на несколько дней и что ему нужно будет самому гото­вить. Но только собрались закрыть за собой дверь, как этот ублюдок развизжался на всю округу: «Ну и черт с вами! Уезжайте! Пропади вы пропадом!» Каков, а?

На выезде из города мы остановились купить шампанского в магазинчике, где торгуют спиртным навынос. По пути прихватили пластиковые стакан­чики, купили ведерко жареных окорочков, загрузи­ли все это в машину и под проливным дождем отпра­вились к Фрэнку Мартину, — потягивая шампанское и слушая музыку. Она вела, я переключал музыку и разливал. Хотелось праздника, а он все не наступал. К окорочкам мы так и не притронулись.

Надеюсь, она вернулась домой жива-здорова. Ес­ли бы что-то случилось, мне бы наверняка сообщи­ли. А так, ни она, ни я друг другу не позвонили; мо­жет, она уже была у врача, а, может, нет. Может, это вообще все ошибка: может, результаты теста перепу­тали, — такое бывает, правда? Но раз у нее моя маши­на, и я оставил в ее доме свои вещи, значит, мы обя­зательно хотя бы раз еще встретимся.

...Звонит колокол — такие раньше были в ходу на старых фермах, а здесь им созывают к столу. Мы с Дж. П. поднимаемся и идем в дом. Да и зябко уже си­деть на крыльце — холодает; когда говоришь, изо рта идет пар.

Утром 31-го пытаюсь дозвониться жене — никто не отвечает. Но это нормально. Ничего не подела­ешь. Последний раз мы с ней говорили по телефону недели две назад, и ничего хорошего из этого не вы­шло: накричали друг на друга, я ее пару раз обозвал, она меня обругала «пьянью» и повесила трубку — вот и весь разговор.

А сейчас меня снова потянуло с ней поговорить — мы ведь так ничего и не решили. И потом, я оставил у нее кое-какие свои вещи.

Тут среди ребят есть один — хвастается, будто ез­дит по всему миру: в Европу, еще куда-то. Не знаю, может, врет, может, правду говорит — бизнесом вро­де занимается. Еще он говорит, что свою меру знает и вообще он не понимает, зачем ему тут у Фрэнка Мартина прохлаждаться. Только одно не сходится: парень не помнит, как сюда попал. Хохочет: ну не помню, хоть убей! Говорит:

— Каждый может отрубиться, — это ничего не до­казывает.

— Он не алкаш, — внушает он нам, точно мы дети ма­лые.

— Назвать человека алкашом — это серьезное об­винение, — развивает он свою мысль. — Такими сло­вами хорошего человека можно запросто утопить.

Он говорит, что напрасно клал лед в виски с во­дой, — этот самый лед его и доконал, это из-за него вырубаешься.

— У тебя есть кто-нибудь в Египте? — обращается он ко мне. — Могу свести кое с кем.

Мы провожаем Старый год роскошным ужином из стейка и запеченного картофеля. Расщедрился Фрэнк Мартин! Я чувствую, что снова проснулся ап­петит, я подбираю все до кусочка у себя на тарелке и не прочь съесть добавку. Кошу глазом в тарелку Крошки Тайни: черт побери, у него все стынет — к стейку даже не притронулся! Да, после того удара па­рень сильно сдал, а ведь намеревался встречать Но­вый год у себя дома — в домашнем халате, домашних тапочках, сидя на диване перед телевизором, рядом с женой. Куда там! Теперь он боится отсюда трогать­ся. И я его понимаю: стукнуло один раз, значит, может стукнуть еще. После того случая я что-то больше не слышал от него баек про всякие его шалости — его вообще не слышно не видно. Спрашиваю, будет ли он есть стейк, и он молча подвигает ко мне свою тарелку.