Если суждено погибнуть

— Не могу, дед, уж больно ты... вы... тьфу, совсем запутался. — Поручик обескураженно махнул рукой.

— Обращайся на «ты» — не ошибешься. Так будет лучше.

— У нас же война, убить могут.

— Я смерти не боюсь. И мой напарник тоже.

— Я знаю...

— А ты, ваше благородие, ответственности на себя не бери и зачисли нас во второй разряд,

— Это что такое — второй разряд?

— Обоз. Вот и зачисли нас в него. По принадлежности. — Старик Еропкин улыбнулся, проглянуло в его улыбке что-то ущемленное. Павлов понял, что есть у деда причина, по которой ему не хочется возвращаться в Самару, да и далеко, если честно, они уже находятся от Самары, вернуться не так просто. Лицо у поручика сделалось нерешительным — за деда он мог получить нагоняй от батальонного начальства, и даже больше — от самого Синюкова, который являлся личным инспектором Каппеля в частях. Павлов глянул еще раз на старика Еропкина оценивающе и отвернулся, чтобы тот не заметил его нерешительность.

— Ну, ваше благородие! — моляще произнес тот.

— У нас «ваши благородия» отменены.

— Знаю. Только неверно все это. В таком разрезе можно и дисциплину в частях отменить... И что тогда будет?

— Керенщина. Анархия.

— Верно. — Дед Еропкин переступил с ноги на ногу, глянул на поручика печально и просяще.

— Ладно, — наконец решился тот, — пристраивайся пока двумя телегами в хвост роты, а там видно будет.

— Ваше благородие, да я готов расцеловать тебя за это.

— Не надо — не баба! Но если, дед, с полпути придется разворачивать оглобли на сто восемьдесят градусов — не обессудь. А насчет керенщины ты, дед, прав. Более гнусного явления, чем керенщина, нет. И, наверное, не будет.

Поручик ошибался: история России видела такие явления, перед которыми керенщина казалась обычной детской шалостью.

На время похода к роте Павлова вновь была прикомандирована сестра милосердия Варвара Дудко.

Еще не видя Варю, поручик почувствовал, что она находится где-то рядом, у него даже лицо сделалось другим; он поправил гимнастерку, привычно загнал складки назад, остановился, пропуская вперед роту:

— Поторапливайтесь, поторапливайтесь, ребята... Нам предстоит еще много пройти.

В последнем ряду роты он увидел Варю, шагавшую невпопад с солдатами — шаг у нее был короче, чем у здоровенных, привыкших к походам мужиков.

Поручик поспешно перехватил лямку тяжелой сумки, набитой медикаментами.

— Варюша, ваше место не здесь,

— Где же, поручик?

— На штабной повозке. — Телегу деда Еропкина он для солидности назвал штабной повозкой. — Идемте, я вас провожу...

— Мне неловко, право, — засомневалась Варя.

— Пошли, пошли... Набивать мозоли в солдатском строю — не женское дело, Варя. — Павлов перекинул тяжелую сумку через плечо. — Вы ведь, наверное, устали?

— Нет-нет, нет! — Варя протестующе замахала руками, оглянулась. — Вы посмотрите, как народ приободрился!!

В темноте в такт шагам колыхались головы, спины, плечи; порыв объединял людей, рождал чувство восторга и одновременно некой глухой тревоги: а чем, собственно, кончится этот поход?

Усадив Варю на телегу, поручик некоторое время шел рядом, потом, наказав старику Еропкину, чтобы приглядывал за девушкой — мало ли кому вздумается обидеть ее, — исчез в темноте.

Дед проводил его взглядом, завистливо вздохнул:

— Хороший парень, их благородие поручик. Вы сделали правильный выбор, барышня.

Хорошо, что в темноте не было видно, как покраснела Варя. Она не ответила старику.

Над людскими головами, в глубоком чистом небе вспыхнула комета, осветила все вокруг тускло и унеслась вперед, к краю горизонта. Испуганная лошадь заржала, присела на задние ноги.

— Тихо! — успокаивающе окоротил ее дед. — Обычное явление природы — ведьма на помеле вдоль строя пролетела... Ты такое сто раз видела.

Кто-то из солдат, неразличимый в темноте, воскликнул звонко:

— Это к победе, братцы!

— Что, есть такая примета?

— Есть.

— Врешь ведь. Я слышал от одного умного человека другое: когда такая дура пролетает — это значит, что жандарм родился.

Захохотало сразу несколько человек. Люди пребывали в хорошем настроении. Варя тоже улыбнулась.

Минут через десять Павлов возник вновь — внезапно вытаял из темноты, прошел несколько метров рядом с телегой, держась за неровный, оглаженный до лаковой скользости край, и Варя невольно подумала, что с этим человеком она чувствует себя много спокойнее: от него исходят какие-то успокаивающие теплые токи, с ним не страшно. Подумав так, она неожиданно для себя благодарно улыбнулась.

— Варюша, у вас оружие есть? — спросил Павлов.

— Нет, а зачем мне оно?

— Ну, как сказать... Мы идем в бой, а в бою всякое бывает.

— Да я и стрелять не умею.

— Стрелять я вас научу. Это несложно. — Поручик протянул ей небольшой дамский браунинг, украшенный резными деревянными щечками. — Вот, я для вас в Казани присмотрел.

— Право, мне неловко, поручик...

— Варюша, это война, а на войне все ловко, поверьте мне. Держите, держите... Он, правда, без кобуры, но такие браунинги в кобуре не носят — только в сумочке либо в кармане. Держите!

Варя с опаской взяла браунинг.

— Сейчас нет. Стоит на предохранителе.