– Зачем в отеле? – понуро произнесла Мелисса. – Можете переночевать на нашей вилле. Там хватит места для всех.
– Спасибо, – сказал Бондин.
– А меня приютите? – спросил Николас Мелиссу. – Я не знаю, где местные отели.
– Да, – кивнула Мелисса. И пробормотала грустно: – И почему вы не говорили побыстрее?
– Для торжественности, – немного виновато сказал Николас.
Она всех тут разжалобить хочет! Я подошла к столу, хотела сесть, но заметила, что…
– Скамейки мокрые, – сказала я.
– Так высуши их, ты же ведьма, – сказала Мелисса.
– Ты ведьма? – испуганно воскликнул Миша, отпрянул от меня и спрятался за Бондина и Мелиссу.
– Она тоже, – кивнула я на Мелиссу, – и подольше моего.
– Мы все здесь ведьмы, – сказала Орхидея Мише, – но мы хорошие.
– И ты ведьма? – спросил Миша, с опаской взглядывая на Деда Мороза.
– Нет, – сказала я. – Он же мужчина.
– Но он в красном плаще, – сказал Миша.
– Он Дед Мороз, – сказала я.
Миша вытаращил глаза:
– Мы на утреннике?
Разговор с Мишей становился все более абсурдным. Я сказала:
– Ты есть хочешь?
Он кивнул.
Орхидея каким-то образом высушила скамейки. Я усадила Мишу и сама села рядом с ним.
Бондин с Мелиссой сели на другую скамью – напротив нас. А рядом с ними пристроились Николай с Орхидеей – стол был большой, а скамейки длинные. На одной стороне и шесть человек запросто поместились бы.
Инспектор надел очки и внимательно рассматривал все блюда. Боится, наверное, что они могут быть приправлены чем-нибудь, кроме соли и перца. Чем-нибудь вроде любовного перца.
Я тоже включила око. Кроме шампанского, ничто подозрений не вызывало.
Бондин взял бутыль, снял фольгу, открутил проволочку, а потом направил бутылку в сторону поляны и встряхнул, произнося:
– Долой любовные чары!
При этом, как мне показалось, он имел в виду что-то свое.
Бондин потряс бутылку сильнее. Я невольно зажмурила один глаз, ожидая чуть ли не пушечного залпа. Пробка вылетела с громким хлопком, и пена залила траву. Остаток инспектор вылил и поставил бутыль около скамьи.
– Да, Николас, – сказал инспектор, – а почему вы не проверили списки женатых перед свадьбой? Вдруг… кхм… – он покосился на Мишу, а потом на Мелиссу, – кто-то из них оказался бы уже женат?
– Да! – воскликнул Николай. – Начальство велело проверить. Им сообщили, что Михаил Реймс, возможно, двоеженец!
– Кто это им накляузничал? – возмущенно воскликнула Мелисса и поглядела на меня.
– Вообще-то я, – сказал инспектор.
Жаль, что не я.
– Это ведь ложь! – с обидой выпалила Мелисса, повернувшись к инспектору.
Тот ответил, не отводя глаз:
– Я хотел задержать свадьбу.
Мелисса насупилась.
А Николай кивнул Бондину:
– Понимаю… А списки я проверил. Чего их там нынче проверять-то? Мой, за этот год, я по дороге в самолете прочел…
Так вот что за книжка в кожаной обложке у него была!
Николай продолжал:
– Меня ведь редко свадьбы зовут проводить – основная моя специализация другая…
– Но ведь общий список очень длинный! – воскликнул Бондин.
– Ну и что, – сказал Николай. – Он же теперь в компьютере. Нажал поиск фамилии – и вся недолга.
– Как в компьютере? – удивился Бондин.
Николай нахмурился:
– Реформу провели в этом году. Я тоже теперь должен в конце года подавать в этом… ну, впечатывать в компьютер. А мне и так тридцать первого декабря некогда. Да и компьютеры я не люблю!
– Я бы могла тебе помочь, – улыбнулась Орхидея Николаю. – Я разбираюсь в компьютерах и печатаю быстро.
– Правда? – расцвел Николай. – Я был бы счастлив!
– А почему это, интересно, вы Деда Мороза пригласили? – спросил инспектор Мелиссу.
Та растерялась на секунду, потом ответила:
– У него… пальто красивое.
Похоже, она что-то не договаривает. И Бондин, видимо, тоже так решил, потому что пробормотал недоверчиво:
– Ну да, ну да.
А я подумала о том, что одна ведьма очень любит все снежное, зимнее и морозное. И она вполне могла посоветовать позвать Деда Мороза как шамана. Только вот… Далию ведь саму заколдовали. Значит, есть кто-то еще, кто тоже любит все зимнее? Или кто просто хотел перевести стрелки на Далию? Но кто?
Орхидея уже кусала куриное мясо, я тоже положила себе на тарелку курицу и салат. Мелисса ела с какой-то затаенной грустью. И если бы Миша был не моим женихом, а чьим-нибудь еще, то мне бы, наверное, стало ее даже жалко.
Мишу пришлось кормить буквально с ложечки. Потому что он начал ужин с того, что попытался фужером загрести салат из салатницы, и когда это ему в какой-то степени удалось, он перевернул фужер себе на шевелюру. Когда я забрала у него фужер и стряхнула листики шпината с его волос, он взял куриную ножку и спросил меня:
– Это микрофон?
Все прыснули. А Миша сказал, поднеся ножку к губам:
– Раз. Раз-раз. Раз-два-три…
По крайней мере, он может сосчитать до трех.
Я забрала куриную ножку, сама отрезала от нее филе, положила ему на тарелку и сказала, чтобы он ел.
Мелисса угрюмо посмотрела на Мишу и сказала:
– С любовным зельем он, по крайней мере, соображал.
– Угу, и соображал он только о тебе, – сказала я свирепо.
Мелисса уткнулась в свой салат.