Если только ты

— Кстати, спасибо, что помог отвлечь её вопросами по заклинаниям, — говорит Рен. — Если бы она снова заговорила о рвоте, я бы, наверное, распрощался со своим обедом, — Рен содрогается. — Я правда не выношу рвоты. Говорить об этом. Думать об этом…

— Зензеро! — кричит Фрэнки из коридора, направляясь к нам, как настоящая крутышка, постукивая тростью по полу. На ней длинный чёрный пуховик, её обычные чёрные с серебром кроссовки, чёрные слаксы и серо-вересковый свитер с V-образным вырезом. Цвета «Кингз». — Я искала тебя.

Он улыбается, глядя на неё натурально глазками-сердечками. Я забыл, что означает прозвище, которое использовала Фрэнки, но каждый раз, когда она это делает, Рен превращается в кашицу.

— Привет, кнопочка любви.

— Не вешай мне сейчас эту милую лапшу на уши, Карл Клейтон из ESPN — тот самый Карл Клейтон только что нашёл меня и сказал… Привет, Шар, — она кивает Крису, который проходит мимо нас, окидывая повторным взглядом.

Он выпрямляется, как рядовой, только что встретивший своего командира, а затем улыбается в её сторону. Не все бывшие сотрудники могут просто так прогуливаться здесь, но даже если бы Фрэнки не была замужем за Реном, коллективная ностальгия по тем дням, когда Фрэнки была их специалистом по социальным сетям, до того, как она стала агентом, и я подписал контракт с командой, была бы достаточной причиной для того, чтобы она по-прежнему общалась с нами, бывая здесь время от времени.

— Франк-Танк. Рад тебя видеть, — Крис подставляет Фрэнки локоть. Она стукает своим локтем по его локтю.

Я перевожу взгляд с одного на другую, сбитый с толку этим жестом.

— Сезон простуды и гриппа, — объясняет Крис, кивая в сторону Рена. — Бергман сказал, что если он увидит, как кто-то из нас дотронется до рук его жены своими грязными микробными лапами в период от нынешнего момента и до плей-оффа, то он не будет отвечать за свои действия.

Мы с Фрэнки одновременно поворачиваемся к Рену, широко раскрыв глаза. Рен эффектно краснеет, потирая шею сзади.

— Жестоко, но необходимо, Франческа. Больше никаких повторов того, что было в прошлом сезоне с желудком.

— Да ладно тебе! — возражает Фрэнки.

Крис воспринимает признаки гнева Фрэнки как сигнал к тому, что ему следует убраться восвояси. Я тоже начинаю отступать, но Фрэнки хватает меня за куртку.

— Не так быстро, Готье. Я хочу поговорить с тобой, — она поворачивается к Рену. — Я подхватила ту заразу не от команды.

— Нет, леденечик, именно от неё. Ты пришла поесть бургеров после нашей победы и поздоровалась за руку с Тайлером, Арно и Вальниковым, которых на следующий день начало тошнить.

— Ого, ты точно помнишь, с кем она здоровалась за руки?

— Однажды ты поймёшь, — говорит мне Рен, а затем обращается к Фрэнки: — Говорю тебе, они выблёвывали свои мозги. Затем, два дня спустя, ты оказалась в точно таком же затруднительном положении, тебя рвало направо и налево. Ну то есть, ты приготовила спагетти с фрикадельками, а потом, десять минут спустя, наблёвала на диван так щедро, что нам пришлось его выбросить, — Рен сдерживает рвотный позыв. — Ух, немного переборщил. Меня начинает подташнивать.

Я потираю горло, чтобы унять комок, образовавшийся там от приступа тошноты.

— Ты так думаешь?

Теперь настаёт очередь Фрэнки слегка позеленеть.

— Рен, мы можем перестать… говорить… об этом? — она вытирает лоб, который теперь влажный от пота.

Рен хмурится, и его взгляд блуждает по ней с беспокойством.

— С радостью. Ненавижу говорить о блевотине.

Повторное произнесение этого слова, похоже, становится последней каплей, потому что внезапно Фрэнки хватает Рена за руку и быстро опорожняет свой желудок прямо на пол.

* * *

После моего мини-приступа эмоциональной паники во время звонка Линни и драмы с блевотиной я в о*уенной эйфории от того, что выхожу на лёд, в голове пусто, тело ощущается невесомым. Существовать здесь для меня проще всего. Только я, мои коньки, клюшка, шайба и цель, в которую нужно забивать снова и снова. Конечно, есть мои товарищи по команде. Это здорово — играть с ними в действительно красивый хоккей. Но ничто не сравнится с этим чувством — когда я катаюсь на коньках по льду, когда шайба и клюшка становятся как бы продолжением меня самого.

Воздух такой бодрящий и холодный, пока я играю с шайбой, а затем наношу удар по нашему вратарю Вальникову, который заставляет его вскрикнуть, когда он ловит шайбу перчаткой прямо перед своими яйцами.

— Полегче, Готье. Я пытаюсь создать семью!

Несколько парней смеются, пока мы кружим друг вокруг друга.

Рен катится ко мне, он немного бледный, но в целом пришёл в себя. Я подъезжаю к нему и останавливаюсь, подняв в воздух немного ледяной крошки от моих коньков.

— Ты в порядке?

— Да, — он прочищает горло, затем оглядывается через плечо, осматривая ложу, где сидит его семья, но жены нигде не видно. — Я беспокоюсь о Фрэнки. Её так просто не рвёт.

— Не начинай это дерьмо снова, — я откатываюсь назад, и за полсекунды между нами оказывается пару метров.

Он поднимает руку в перчатке, в которой нет клюшки.

— Прости.

Арно передаёт мне шайбу, и я подбрасываю её на клюшку, играясь с ней.