Не знаю, сколько времени я провела там. Примерила одно зеленое вельветовое платье с юбкой из прекрасного голубого тюля. Это было такое платье, которое надеваешь и кружишься вокруг своей оси, и юбка взлетает, и тюль пляшет, словно сам по себе. Я прислушивалась к людям за стенками примерочной. Они смеялись и разговаривали, а я никак не могла понять, почему мир до сих пор движется. Может быть, я этого не пойму никогда, – как мир может продолжать двигаться, когда человека, которого ты любишь, больше нет. Каким образом люди находят силы выбираться по утрам из постели или стоять в очереди в кассу. Брать на абонемент книги в библиотеке. Покупать фастфуд по дороге домой. Когда случается трагедия, кажется, что все должно остановиться, по крайней мере, на время.
Две женщины продолжали смеяться. Я стояла перед зеркалом, забыв о голубой тюлевой юбке под зеленым вельветовым лифом. И внезапно это чувство сомкнулось вокруг меня:
Вечером накануне похорон я взяла блокнот и пошла к бейсбольным полям в полумиле от дома, в котором прошло мое детство. Эти поля буквально пульсируют воспоминаниями почти для каждого жителя нашего крохотного городка в Коннектикуте. Так много первых поцелуев, раскрытых секретов и выдуманных надежд связано с этим местом, где бок о бок расположены четыре игровых поля. Можно часами бродить по их периметру после захода солнца – и всегда оказываться под привычным звездным пологом. Для меня это всегда будет лучшим определением дома.
Октябрьский ветер бил мне в лицо, пока я шла к центру одного из полей. Вечер казался пустым. Если подумать, пустым был весь октябрь. Вряд ли теперь октябрь будет вызывать у меня прежние чувства. Словно половина ощущения неуязвимости, которое наполняло прежде мои легкие, оказалась обрублена и заменена на эту безрадостную благодать, рассеянную в воздухе. Теперь октябрь всегда заставляет меня гадать, насколько упорно наш мир пытался удержать этого парня в своей хватке. А если бы мир извивался, боролся, создавал штормы и ураганы в местах, о которых мы никогда не узнаем, просто чтобы этот парень задержался в нем немного дольше?..
Я стояла на горке, на которой, как я прекрасно знала, Нейт отыграл питчером несчетное количество игр. Всего пять месяцев назад все наши знакомые были здесь, на зрительских трибунах, поддерживая его в сборе средств для некоммерческого фонда борьбы против рака, который он основал, уже сам болея раком. Он хорошо выглядел. Я это помню. Думаю, я пыталась убедить себя, что ему становится лучше. Теперь поля были пусты. Я дошла до трибун и села.
Мысль, которая пришла следом, была естественна:
Возможно, ему действительно не нужен клочок бумаги или рукописный почерк на странице. Он не нуждался в еще одном напоминании, что Нейта больше здесь нет. Но разве есть такой человек, которому не нужно знать, что, хотя некоторые дни полны тьмою, другие несут замечательный свет? Пусть даже когда-нибудь настанет тот день, когда Ронни больше не будет чувствовать присутствие Нейта, но Нейт навсегда останется осязаемым и реальным внутри него. Нейт будет в каждой руке, которую Ронни пожмет, в каждой щеке, которую он поцелует, в каждых объятиях, в которые его кто-то заключит. Чувствует он это или нет, его лучший друг займет место во всех этих вещах, потому что именно таким всегда был Нейт. Если дашь ему всего пять минут, он сумеет изменить всю твою жизнь.
Продолжая писать, я почти чувствовала рядом с собой Нейта, все того же Нейта, который бы сграбастал меня в охапку и сказал что-то вроде: «Эй, я люблю их больше всего на свете. Мою семью. Моих друзей. Ронни. И ты должна позаботиться о нем. Это и есть настоящее письмо, которое нужно доставить».
Похороны Нейта были одновременно и пустыми, и наполненными. Странно, как полная народу комната может казаться такой пустой, когда в ней не появляется единственный человек, которого ты ждешь.
Мы писали слова прощания с Нейтом на кожаных бейсбольных мячах и бросали их в вырытую в земле могилу. Было слышно, как они глухо ударяются о гроб. Ничто за весь этот день не ощущалось мною как прощание – ведь невозможно по-настоящему попрощаться с одним из сотрясателей этой планеты. Кто-то всегда вспоминает их имена.