И теперь вот этот разговор. Ядро или скорлупа? Петьке звание ради звания нужно — так выходит. А Славке что-то совсем другое, гораздо большее нужно.
Ядро или скорлупа? Что же во мне, по его понятию, ядро, а что скорлупа? Перебираю день за днем всю свою жизнь только здесь, в бригаде. Ой, сколько же скорлупы!
Я как-то, по глупости своей, сказала Скайдрите, что мне нравится один каменщик, имея в виду Славку.
— Каменщик? — переспросила брезгливо Скайдрите.— В грязной спецовке? С такими вот ручищами? И сам серый, как его спецовка?
Я тогда не нашлась, что ответить. Просто пожалела о своей откровенности. Теперь, после сегодняшнего разговора, я показалась сама себе такой маленькой. Душевно маленькой. Да, у меня аттестат зрелости. Да, меня в первый день резнуло произнесенное с неправильным ударением слово «фундамент».
И все-таки не Славка, а я сама серая, как спецовка.
Славке во всем нужна польза, смысл. А я об этой пользе подчас и не задумывалась. Теперь буду думать. Обязательно буду.
Не зря я с первого дня невзлюбила шаткие мостки, заменяющие лестницы. Позавчера бежала вниз, поскользнулась, слетела прямо к ногам поднимавшегося наверх Лаймона. Хотела вскочить — куда там! Никогда я не испытывала такой боли!
— Что, Рута, что? — Лаймон подхватил меня под руку.
А я встать не могу — от каждого движения красные круги перед глазами. И стыдно стонать и не удержаться.
— «Скорую помощь»! — закричал Лаймон.— Звоните в «Скорую помощь»!
Славка сбежал сверху, поднял меня на руки, вынес во двор. Тут как раз самосвал разворачивался.
— Стой! Погоди! — закричал Славка шоферу. Донес меня до кабины. Ганнуля села рядом. Славка залез наверх.
— Гони в больницу!
В больнице сделали рентген: трещина в какой-то там кости, на самом подъеме. Наложили гипс. Ночь пролежала в коридоре, на жесткой, обитой клеенкой кушетке — в палате мест нет. И нога болела, и бока отлежала, и ходили все время мимо меня — спала плохо.
Утром дверь коридора приоткрылась, заглянул Славка.
— Ну как? — шепотом спросил он.— Жива? Почему не в палате?
Пытались его сестра с нянечкой выставить — как бы не так! На помощь Славке появились Петька, Ганнуля, Тадеуш. Шум, крик подняли:
— Как это смеют больную в коридоре держать!
Пробовала я их урезонить, руками на меня замахали: молчи!
Кончилось тем, что дежурный врач разрешил забрать меня домой. Принесли мне костыли. Ребята сбегали за такси. До лестницы я кое-как дошла и остановилась в недоумении: как же ее «форсировать»?
Не говоря ни слова, Славка подхватил меня, донес до машины. И вот я лежу одна. Пусто и тихо в общежитии — все на работе.
За окном идет снег — редкий, сухой, спокойный. Я смотрю на снежинки, и учебник алгебры, которую я решила подзубрить, праздно лежит у меня на одеяле.
Пышет теплом от радиаторов отопления. Нежно согревает меня пушистый фланелевый халатик. Нога не болит. Даже самой не верится, что может быть на свете такое блаженство. Лежу в тепле, в уюте, на мягкой постели, смотрю на снег и думаю о Славке. Будто по волшебству, раздался стук — и вошел Славка.
Я хотела соскочить с постели, но спустить вниз запаянную в тяжелый гипс ногу не так-то просто. Все же я спустила. Встать мне Славка не дал. Подошел, прижал мою голову к своей куртке. Куртка — вся в бисеринках воды от растаявших снежинок.
Не знаю, сколько так продолжалось. Наверно, долго. Потом Славка ослабил руки, я подняла голову и глянула на него. Славка смотрел на меня странными, блестящими глазами. Без тени улыбки. Будто спрашивал у меня что-то. Я не успела сообразить, что он спрашивает, как Славка наклонился и поцеловал меня. Губы у него обветренные…
Наверно, ему стало жарко. Пробежался пальцами по пуговицам куртки, распахнул ее и сел со мною рядом. Взял мои руки и просунул себе под куртку. Там было очень тепло.
Опять мы долго молчали. Сидеть было неудобно. Гипс резал под коленкой. Я хотела засунуть туда кончик одеяла. Славка не дал.
— Ложись-ка. Я совсем забыл про твою ногу. Я легла. Славка укрыл мои ноги одеялом и опять сел. И еще раз, чуть коснувшись губами, поцеловал меня. Отстранился, долго смотрел на мои губы. Провел по ним мизинцем.
— Нежные какие. А целоваться не умеют,— рассмеялся.— Совсем.
«Что же тут уметь?» — хотела я спросить и не успела.
— Никогда-никогда? Ни с кем? — спросил Славка и опять провел пальцем по моим губам.
— Никогда-никогда. Ни с кем,— его же словами ответила я.
Славка приподнял меня с подушки, откинул ее в сторону, пересел к спинке кровати и как-то очень ловко примостил мою голову к себе на плечо.
— Ma-аленькая еще! — протянул он и потерся щекой о мою щеку.
И еще раз поцеловал меня. Теперь — совсем по-другому. Долго-долго. Я не могла перевести дыхание и отстранилась. Только вот теперь сообразила, что можно ведь было дышать и носом.
— Ну вот,—сказал Славка, и я поняла, что он хотел этим сказать: теперь ты уже не скажешь — «Никогда-никогда. Ни с кем».
— И пусть,— ответила я и потянулась к нему.