Если ты останешься (ЛП)

— Мы не должны ходить вокруг да около в этом, Мила. Если ты хочешь быть у меня дома на рассвете, можешь просто упаковать сумку и прийти.

Я не мог упустить свой наводящий тон.

И она не упускает.

Она снова краснеет. Ее щеки ярко-красные.

— Это не то, что я имела в виду, — бормочет Мила. Она смутилась, и мне это нравится.

— Нет? — спрашиваю я, а мои брови взлетают. — Потому что я, безусловно, хочу устроить ночевку с тобой.

— Ни секунды не сомневаюсь, — говорит она с усмешкой. — Но нет. Хотя спасибо за приглашение. — Она смеется и теперь ее румянец исчезает. — Правда, спасибо за предложение твоего пляжа. Я могу рисовать озеро и по памяти, но всегда приятно на самом деле быть там, смотреть на него. Новый взгляд на него — это хорошо. Хотя, художники — люди визуальные.

Воздух, кажется, выходит из меня, а я даже не знаю, почему. Может быть, это мысль о ней, спящей рядом. А может, это звук ее голоса. Это, кажется, имеет огромное влияние на меня.

Я делаю шаг к ней, она выглядит неуверенной, но не отходит.

— Мужчины тоже люди визуальные, — говорю я ей мягко, а мои глаза прикованы к ней. — Так что, я понимаю. Но есть кое-что, что меня беспокоит. То, что ставит меня в невыгодное положение.

— О чем ты? — спрашивает она, не отрывая от меня глаз.

— Ты видела меня с моей слабой стороны. Может, тебе стоит увидеть меня с лучшей?

Мои слова повисли между нами. Блядь, я не знаю, что делаю.

— И когда ты лучше? — спрашивает она нерешительно. И я вижу, с решительным взглядом на ее лице, что она изо всех сил старается не пугаться. Я впечатлен. Она как котенок, стоящий рядом со львом.

— В постели.

Мой ответ прост. И ее глаза застреляли искрами в ответ.

— Ты высокомерный, верно? — спрашивает она, упираясь руками в стройные, забрызганные краской, бедра. — Очень.

Простого «спасибо» за спасение моей жизни было бы не достаточно. Я не вижу никакой необходимости затаскивать ее в постель, чтобы показать свою признательность.

Я молчу в течение минуты, прежде чем пытаюсь сгладить ее взъерошенные перышки.

— Успокойся, — говорю я ей спокойно. — Прости, это привычка. Я просто пошутил. Иногда у меня неподходящее чувство юмора. Спасибо, за ту ночь. Жаль, что я не сказал этого раньше.

Она поджимает губы, а затем вздыхает.

— Все в порядке, — отвечает она. — И ты уже говорил это в больнице. Тебе было не обязательно приезжать сюда, чтобы сказать это снова. Хотя, мне было интересно… — она вдруг замолкла.

Ее глаза смотрят на меня и ее взгляд созерцателен. Я непоколебимо смотрю назад.

— Что? — спросил я. — Что тебе было интересно?

— Почему ты это сделал? — спрашивает она тихо. — Зачем ты это сделал? Похоже, что у тебя и так замечательная жизнь.

Я снова удивлен. Эта девушка очень прямая и могла, не колеблясь сказать все, что думает. И она думает, что я намеренно пытался убить себя. Какого хрена?

С одной стороны, ее прямое отношение освежает. У меня есть ощущение, что она не играет в игры. Но, с другой стороны, это раздражает. Потому что иногда я люблю блудить в таких играх.

Но у меня есть ощущение, что Мила не переносит всякую чушь.

— Это был несчастный случай, — пожимаю плечами я. — Я был неосторожен.

Она все еще смотрит на меня, и я борюсь с желанием вздрогнуть. Это похоже на то, как она смотрит внутрь меня, пытаясь разобрать на части и изучить. Я не люблю это.

— Правда? — спрашивает она. Мне кажется, или это звучит сомнительно? Надеюсь, что нет. — Я надеюсь, что тебе окажут помощь, потому что в следующий раз я не смогу оказаться рядом, чтобы помочь тебе.

Она поворачивается на каблуках и направляется к задней комнате. И просто так, Мила с улыбкой выходит из моей жизни.

Я удивлен тем, насколько мне не понравилось это чувство.

Глава 7

Мила

      Я снова сплю.

Я иду по проходу местной церкви. Утреннее солнце светит косыми лучами через окна, я знаю, что сплю. Я знаю это, потому что посещала это место тысячу раз, когда мои родители умерли.

Сон всегда одинаковый.

Ничего не меняется.

Из-за этого, я знаю, что не в состоянии проснуться, пока все не закончится.

Я вздыхаю и опускаю взгляд.

На мне то же черное платье, которое я одевала на их похороны. Оно обтягивает мое тело, и струиться вниз. Мрачное, но женственное. Я ношу его каждый раз во время этого сна, — бесконечное напоминание об этом ужасном дне. Переставляя одну ногу за другой, я иду вниз по проходу, не контролируя свои ноги.

Они движутся по собственному желанию. Я не могу остановиться даже, если захочу. Правая нога наступает на ковер, потом левая. Теперь опять правая.

Я продвигаюсь вперед.

Прежде, чем я осознаю это, я встаю перед двумя гробами, греясь на солнце, в передней части церкви. Один гроб белый, другой черный. Они оба блестящие.

Добро и зло.

Когда я впервые начала видеть этот сон, то подумала, что это означало, что один из моих родителей был плохим в глубине души, а я никогда не знала об этом. Я долго размышляла над этим сном. Я знаю, что он очень много значит. Мысль о том, что один из моих родителей мог быть обеспокоен темными душами, тяжело давила на меня довольно долгое время. Но потом я поняла, что смысл не в этом.