Если ты останешься

Откинувшись обратно на свое сиденье, она запрокидывает свою голову к крыше

машины и ждет, пока наркотик подействует. Ее глаза были пусты, когда она передала мне

соломинку. Я сомневаюсь всего секунду в том, что кокаин подействовал.

Сегодня я жестко обдолбался, больше чем обычно.

Больше, чем всегда.

3

http://vk.com/world_of_different_books

Но почему-то именно сегодня мне нужно раствориться в темноте.

В такие паршивые дни как этот, я употребляю сильные наркотики.

Кокс никогда меня не подводит. Я всегда знаю меру. Я надеюсь на него даже тогда,

когда не могу надеяться ни на что.

Взяв соломинку, я вдыхаю свою линию.

Знакомое жжение немедленно сковывает мое горло. Пустота проходит по всему

телу, притупляя чувства, ускоряя ритм сердца. Я чувствую, как кровь пульсирует в нем

тяжело и загнано, неся кислород к моим оцепенелым пальцам.

Сука, как же я обожаю это дерьмо.

Я люблю его действие. Оно притупляет все, кроме моего внимания. Мне нравится

то, как усиливается мое понимание, пока все остальное уходит в черноту и онемение.

Там находится мое любимое место, там мне удобно. Дрейфуя в этом небытие, в

этом мраке.

Кокс позволяет существовать, не думая ни о чем.

Перед тем, как схватить девушку за шею, я провожу пальцами по зеркалу с

остатками кокса и размазываю его по всей длине своего члена. Я передвигаю ее голову

вниз, и она охотно открывает свой рот. Это происходит не против ее воли. Она хочет быть

здесь.

Особенно сейчас, после того, как получила дозу от меня. Сейчас, когда она

слизывает свою привычку с моего члена.

— Заканчивай, — говорю я ей, поглаживая спину во время движения.

Я уже не чувствую своих пальцев.

Ее голова качается еще пару минут и я, без предупреждения, кончаю ей в рот. Ее

глаза расширяются, и она начинает отодвигаться. Сперма вытекает из ее рта. Пока мой

член не перестал пульсировать, я быстро хватаю ее за шею и притягиваю обратно.

— Глотай, — говорю я ей вежливо.

Ее пустые глаза расширяются, но она все проглатывает.

Я улыбаюсь.

— Спасибо, — все еще вежливо, говорю я ей.

Я перегибаюсь через нее, и открываю пассажирскую дверь. Она скрипит, а затем

открывается широко, доказав то, что машина сделана из железа аж в 1968 году. Я

вытаскиваю свой кошелек и достаю из него помятую двадцатку.

— Купи себе что-нибудь поесть, — говорю я ей. — Ты слишком тощая.

У нее слишком тонкий взгляд, взгляд девушки — наркоманки. Она очень худая.

Наркотик заменяет все, и если вы не заставите себя есть, то похудеете и будете

выглядеть, как худое дерьмо.

Эта девушка, пока что, не выглядит, как дерьмо. Она симпатичная, но не красотка.

Каштановые волосы, бледные голубые глаза, мягкое тощее тело. Я могу послать ее, или

попросить остаться.

Она смотрит на меня и вытирает свой рот.

— Моя машина в городе. Ты не собираешься отвезти меня обратно?

Я смотрю на нее и отмечаю, что она не одна, ее три. Потом снова одна, потом опять

три. Я пытаюсь вытряхнуть смуту из своей головы. Пытаюсь сосредоточиться.

Не получается. Все равно ее три.

— Не могу, — говорю я ей, роняя свою потяжелевшую голову на спинку сиденья.

— Я слишком обдолбан, чтобы ехать. Я не виноват в том, что ты обула эти пятидюймовые

4

http://vk.com/world_of_different_books

стриптизерские туфли. Просто сними их. Тебе так будет легче идти. Тем более, тут не

далеко.

— Ты — гребаный засранец, Пакс Тэйт, — говорит она сердито. — Ты знаешь

это?

Она берет свою сумочку с пола и хлопает дверцей машины с такой силой, на

которую была способна. Моя «Опасность» встряхнулась после такого.

Да, я дал имя своей машине. Додж Чарджер 1968 года выпуска заслуживает имени.

И мне пофиг на то, что эта маленькая кокаиновая шлюшка назвала меня засранцем.

Я не собираюсь этого отрицать. Я и есть засранец.

Прямо сейчас я не могу вспомнить ее имя, но мне потребовалась всего секунда для

того, чтобы вспомнить имя своего автомобиля.

Я бы смог вспомнить имя девушки утром, а может и не смог бы.… Но это не имеет

никакого значения. Она все равно вернется. Она всегда возвращается.

У меня есть то, что она хочет.

Стянув с себя пиджак, я кладу его на пассажирское сиденье. Застегивая свои

штаны, я смотрю, как она уходит прочь. Открыв дверь со своей стороны, я выставляю

свой ботинок за дверной порог, позволяя прохладному бризу шелестеть по моему

покрасневшему разгоряченному телу.

Пейзаж на побережье очень разнообразен: обрывистый, покатистый и дикий. Он

такой огромный, что заставляет меня чувствовать себя маленьким ребенком.

Ночь черна, как смоль. На небе едва виднеются звезды. Сейчас одна из таких

ночей, когда человек может исчезнуть в темноте. Моя любимая разновидность ночи.

Прислонив свою голову к сиденью, я позволяю машине крутиться вокруг меня.

Такое чувство… как будто сиденье — мой якорь, и оно держит меня на земле. Без него я,