«В России тебе была предназначена роль жертвы. Там тебе пришел бы конец. Чудовище по имени „русская революция“ поглотило бы тебя. Хватит! Андромеда спаслась, и ты спасешься. За ней пришел Персей и превратил чудовище в камень, а тебе на выручку пришли твои братья. Им ты обязана жизнью, понимаешь?»
Маня не отвечала. Может быть, она плакала, но плач ее сливался с ревом ветра и дождя.
То, что Ольга тратила на несчастную девушку огромные душевные силы, было нужно прежде всего ей самой. Удивительная вещь — эта маленькая молчаливая революционерка со своим душевным смятением давала ей то, чего не могли дать муж, родители, братья и сестры. Помогая Мане, Ольга помогала себе.
Спасаясь от дождя, женщины зашли в хибару, где жила Маня. Ольга попыталась зайти с другой стороны: «То, что мы здесь делаем, по существу, мало отличается от того, что ты делала в России. Мы тоже боремся за новое общество, только здесь этим занят твой народ».
Маня по-прежнему молчала, но Ольга не сомневалась, что она услышала каждое слово.
Как-то раз, идя к Мане, Ольга подумала, что имеет смысл познакомить ее с молоденькой учительницей Софьей Звенигородской, которая привезла из России группу детей, осиротевших после кишиневского погрома. Ольга знала, что кишиневские события сыграли определенную роль в прошлом Мани, и надеялась, что встреча с сиротами пробудит ее к жизни. Страдания сирот были невыдуманными, в отличие от болезни Нахума. Это было важно; Ольга по себе знала, как тяжело во что-либо поверить, единожды обжегшись на лжи.
Встреча Мани и Софьи Звенигородской растрогала бы даже самое каменное сердце. Девушки долго плакали в объятиях друг друга. Рыдания облегчили Мане душу. Софья, оказывается, дружила с одной из приятельниц Мани, которая покончила с собой после изнасилования. Беседа о кишиневском несчастье на время отвлекла Маню от мыслей о разгромленной организации и погибших товарищах.
Исраэль Белкинд тем временем хлопотал о создании приюта для кишиневских сирот, где Софья должна была работать воспитательницей. На праздник «Ту бишват» старшие Белкинды пригласили к себе вместе с Ольгой Маню и Софью.
Утром Ольга и Маня пошли на рынок покупать сушеные фрукты. По улице шествовали груженые ослы, под ногами хлюпала грязь вперемешку с помоями, голодные кошки рылись в мусоре. Ольга придирчиво выбирала сирийские фисташки, ливанский орех-пекан и сушеные абрикосы из Египта. Рядом с одной лавкой стояла на привязи кобыла. Когда Ольга отвлеклась, Маня вдруг отвязала лошадь, вскочила на нее и ускакала. Не успели торговцы сообразить, что происходит, как Маня была уже на морском берегу. Ольга кое-как успокоила их, заверяя, что ее спутница скоро вернется. И правда, минут через двадцать Маня прискакала обратно с сияющими от восторга глазами. Казалось, камни отчаяния и гнева, давившие ее душу, превратились в капельки пота, которые словно росой покрыли ее лоб, грудь, все тело. Воочию было видно, как жизнь возвращалась к ней, когда она, спешившись, уверенным движением привязывала лошадь к столбу. Похоже, девушка умела и любила ездить верхом. Ольге захотелось познакомить ее с Иеѓошуа — пусть они вместе носятся по пустыне. По крайней мере, он будет не один.
Возможность знакомства представилась в тот же вечер. Седовласая Шифра сидела за столом, покрытым скатертью, на котором стояла бутылка вина. Сестры Ольги принесли оладьи и сушеные фрукты. Поседевший реб Меир благословил вино. После кидуша Ольга познакомила Маню с Иеѓошуа, и они сразу нашли общий язык. Иеѓошуа был старше Мани. Его длинные волосы и растрепанная борода напомнили ей русских революционеров. В отличие от Ольги, он сразу же заговорил с ней по-русски, рассказал о поездках по стране, о горах Галилеи и Голана, Изреэльской долине и пустыне Негев. Глаза ее засветились. Она явно начинала интересоваться новой страной.
Брат Мани Нахум занимался поисками полезных ископаемых и источников воды в Палестине. В то время он как раз собирался в долину Иордана, где хотел разведать русла рек и собрать образцы почвы и минералов. Маня уже слышала об этих планах. После знакомства с Иеѓошуа она загорелась желанием принять участие в экспедиции. Участвовать в ней должны были четверо: Нахум, Маня, Софья Звенигородская и Мендель Ханкин — брат Иеѓошуа, занимавшийся организацией этой поездки. Он достал четырех лошадей, двух мулов для поклажи, погонщиков, заготовил палатку, одеяло и запас пищи.
Во время экспедиции Маня возродилась к новой жизни — к ней вернулись силы и энергия. Целые дни она проводила на лошади, впитывая в себя окружающий пейзаж, знакомилась с арабами и бедуинами, совершала долгие ночные прогулки верхом, сидела у источников, опьяненная новыми впечатлениями. Первая остановка была в Иерихоне. Уже началась зима, но в Иерихоне было жарко. Маню привела в восхищение Иорданская долина. Они проезжали мимо пастушеских хижин, бродили по берегу Иордана, разъезжали по долине и, наконец, приехали в Шхем. Маня частенько слезала с лошади, взбиралась на крутые утесы, знакомилась с арабками, пасшими скот.