Она не спросила – почему вдруг раздался звонок. Двадцать лет они не общались, жизнь разметала их, раскидала, казалось, что все давно позабыто. Катя не любила социальные сети – в свое время наелась внимания, еще до «эпохи фейсбука», с подопечными переписывалась в мессенджерах. Но она была рада услышать голос, потому что он тоже был частью жизни, в которой была бабушка, и сейчас он был уместен, закономерен, необходим.
– Все хорошо. Я врач, у меня двое детей. Правда, сейчас второй раз в разводе. А ты?
– И я в разводе, – усмехнулась Катя. Так просто – вот и пересказаны все двадцать лет. – Только детей у меня нет. А так… так тоже все хорошо.
– Так здорово, что ты взяла трубку.
Да, кивнула сама себе Катя, так здорово. Как будто специально, будто кем-то подстроено.
– Я здесь давно не живу, – сказала она. – Уехала сразу после института. Ты меня случайно поймала.
– Как Александра Эдуардовна?
«А вот это был очень жестокий вопрос, – подумала Катя. – Ей было за девяносто, лучше было не спрашивать».
– Глупо спросила. Извини.
– Она умерла пять дней назад. Я заехала сюда просто так. Она оставила мне квартиру.
Катя посмотрела на стену. Когда-то, очень давно, тысячу лет назад, две одноклассницы, закадычные подруги, вешали здесь расписание уроков, и до сих пор можно было различить дырки от канцелярских кнопок и случайно содранные куски обоев.
– А где ты вообще живешь?
– На другом конце города. Десять лет прожила в Испании. Даже выступала за их сборную. Не очень успешно… Ты закончила медицинский? А дети, сколько им сейчас?
– Шесть и девять. Мальчик и девочка. Девочка старшая. Хотела назвать Екатериной, но муж почему-то был против.
Катя снова усмехнулась – теперь уже грустно. Из-за этого мужа их дружба, наверное, и распалась – все случилось скоропостижно и рано, им было по девятнадцать лет, Катя даже о свадьбе не знала. Последний раз она слышала этот голос после свадебного банкета, и он не был веселым. Уставшим, но Катя уже не могла поручиться, хотя и тот разговор встал в памяти, словно закончился только что.
– А как родители, как братья?
Катя знала их всех, ей было действительно интересно.
– На пенсии, братья… работают. Виктор программист, недавно женился, Сергей автомеханик. У него тоже двое детей.
– Нам надо как-нибудь встретиться, – сказала Катя. Ей захотелось увидеть человека, который так неожиданно вновь возник в ее жизни. И была уверена – она узнает ее и в лицо, как бы сильно она ни изменилась. – В любое время. Я сейчас смогу вырваться, как только ты будешь свободна. И знаешь… спасибо, что ты позвонила.
– Я пока живу у второго мужа… Скоро переезжаю к родителям. Оставишь мне свой телефон?
Катя быстро, будто боясь опоздать, продиктовала номер и занесла контакт в адресную книжку. Было очень странно видеть новое имя среди множества привычных и хорошо знакомых, но не так хорошо знакомых, как это.
– Я позвоню тебе еще, хорошо? И ты звони, обязательно надо встретиться. Пока, была рада тебя услышать.
Телефон запищал назойливыми гудками, и Катя положила трубку. Встряхнула головой, пытаясь отогнать непонятный морок. Все это было похоже или на сон, или на чью-то шутку, но номер в записной книжке смартфона был на первый взгляд настоящим. И оператор был тот же, что и у Кати.
Откуда она могла знать, что Катя здесь? Совпадение? Так не бывает. Увидела случайно? Может быть, но Катя здорово изменилась, а по телевизору… показывали, но не так часто, мельком, все-таки тренер, а не спортсмен, да и вид спорта в стране не самый популярный. Катя всегда смеялась, видя выражения лиц далеких от спорта людей: назвать хотя бы двух-трех известных велогонщиц? А такое бывает? Олимпийский вид спорта? Да неужели?
Да и пресса в основном пишет о несчастных случаях…
Продавленный диван печально скрипнул, в бедро впилась предательская пружина. Пружина тоже была частью прежней жизни, и именно она заставила Катю вернуться в реальность. Совпадения в жизни случаются, нельзя искать подвох в каждом поступке. Впрочем, людям верить нельзя – так говорила бабушка, и Катя из тишины квартиры услышала ее голос.
Катя мечтала о велосипеде. У нее был старый «Школьник», купленный в комиссионке, разваливавшийся на ходу, и на нем нельзя было ни толком разогнаться, ни покататься по проселку. В их новом районе было столько замечательных горок и тропок, но Кате строго-настрого запрещалось покидать двор. Не потому, что что-то могло случиться – в те годы не опасались пропажи детей, а машин было слишком мало, – потому, что «эта рухлядь» могла оправдать свое прозвище в любой момент.