Если ты в опасности

Катя рассмеялась, сознавая, что это жестоко и неправильно, но и у нее были не железные нервы, а за последние пару недель она даже толком не сумела поспать.

– Извини. Влиятельный – это как? Депутат? Олигарх? Председатель крупного банка? Друг соседа жены одноклассника дедушки нашего президента? Те самые шесть рукопожатий? Ни один суд не будет связываться с каким-нибудь бизнесменом средней руки, тем более, что сейчас любой бизнесмен разориться может раньше, чем закончится судебный процесс…

Ей казалось, что она говорит что-то не то и не так, и Георгина хотела бы услышать от нее совсем другие слова. Все это «обесценивание» и тому подобное. В дверь коротко постучали, Катя пошла открывать.

– Besten Dank… hierher bitte.

Служащий отеля с коротким кивком поставил ужин на столик и удалился.

– Ты говоришь по-немецки?

– Больше позорюсь. Владею набором слов, – усмехнулась Катя. – Твой муж тебе угрожает?

– Он вообще со мной не общается. Прислал сообщение и все. Он здесь не живет, у него новая жена.

– А что твоя семья?

– Я ничего им не говорила.

Катя села на кровать. Отчего-то ей стало ясно, почему Георгина так спокойна – хотя бы внешне.

– Ты ничего не сказала ни братьям, ни родителям?

– Они очень хорошо относятся к Диме. Они примут его сторону, а не мою.

И Катя услышала каким-то неведомым слухом, что Георгина плачет.

Она не могла в полной мере осознать ее страх. Когда-то она боялась летать – каждые сборы были истинной пыткой. Потом – боялась потерять близких людей. Потом – постоянные опасения на тренировках, травмы, сбои, допинговые скандалы, на сборах, на соревнованиях. Боялась потерять все, что имела. Боялась проблем со здоровьем… своим, близких, своих подопечных, проблем с законом, глупостей, которые могли наделать девочки, – но ей был неведом страх потерять своих детей.

– Этого не может быть, – глупо сказала она. – Ты ошибаешься. Этого просто не может быть.

Георгина не ответила.

– Послушай… Если тебе нужен юрист, я найду. Любого, какого будет нужно. – Катя поднялась, заходила по номеру. – Если это подождет… впрочем, нет, я сегодня же спрошу про юриста.

– Они стоят немалых денег. Даже нормальные, а не эти, которые в интернете.

– Я оплачу, – пообещала Катя. – Оплачу любые расходы.

– Это дорого! – Голос Георгины дрожал от слез, и говорила она звонко, как обиженная девочка. – Я попробую взять кредит.

– У меня достаточно денег, – спокойно сказала Катя. – Я не знаю, сколько стоят сейчас юристы. Десять тысяч за заседание? Это не самая большая проблема.

– Тысяч сто я смогу взять в кредит, – пробормотала Георгина, уже успокаиваясь. – Я просто… мне нужно знать, что дети останутся со мной.

Катя хотела спросить, кто записан отцом ее ребенка от первого брака, но передумала. В конце концов, это было сейчас не главным.

– Разберемся потом с деньгами. – Катя остановилась, сняла с подноса крышку и стала рассматривать ужин. Выглядел он аппетитно, но есть ей уже совсем не хотелось. – Я сейчас же поищу человека, который займется твоими делами. Если ты еще не ляжешь, я тебе перезвоню.

Георгина смято поблагодарила ее и отключилась. Катя, поковыряв остывавшую говядину, тыкалась в телефон. Она знала, к кому обращаться – мать одной из ее крох была директором по правовым вопросам в крупной производственной фирме.

Та ответила сразу, быстро задала несколько вопросов и уже через пятнадцать минут прислала два номера телефонов разных людей, за компетентность которых ручалась. Катя набрала номер Георгины, но на не ответила.

Катя доела ужин, позвонила снова. Ничего. Приняла душ, опять позвонила. Потом рискнула и отправила сообщение – «Я все узнала, жду звонка». Она могла отправить сообщение с номерами, но не хотела этого делать и не могла себе объяснить, почему.

Но Георгина не перезвонила ни наутро, ни в течение дня, ни в течение недели. Катя пыталась набрать ее несколько раз, но телефон сначала не отвечал, потом оказался вне доступа.

Четыре месяца прошли как один. Катя вернулась из очередной поездки – теперь уже на отдых, короткий, но запоминающийся, на уютный и солнечный остров, где были теплое мягкое море и серо-зеленые горы, камни, усыпавшие дорогу на самый верх, и с трудом привыкала к промозглому московскому октябрю. За время жизни на юге Испании она совсем забыла, что значит осень в средней полосе России, часто мерзла и думала, что надо бы в очередной раз как следует провериться у врачей.

Бабушкина квартира пустовала. Пока Катя моталась по сборам и соревнованиям, Ванька решил все вопросы с оставшимися на бобах родственниками. Катя вступила в права наследства по истечении срока, и на двушку в «хрущевке» больше никто не претендовал. Катя даже думала начать ее сдавать, но отмела эту мысль как кощунственную. Дом все равно должны были скоро сломать, хотя предел этого «скоро» не знали ни жители, ни правительство города. Тогда, решила Катя, она продаст новостройку по реновации – все равно это будет уже не ее решение и не бабушкина квартира, а безликая, чужая коробка в дешевом, холодном монолите.